Сологуб Федор Кузьмич
Шрифт:
Оглоблин ласково всовывал в руки Шестова письмо, которое вынул из кармана. Шестов молча отстранился.
– Ну как знаете. А только он очень сердится. Распрощались, ушли.
В тот же день к вечеру Вкусов посетил Логина и объявил ему, что дуэли не допустит.
Глава тридцать четвёртая
Нета стояла на одном конце качельной доски, Андозерский на другом. Качались. В этом неудобном положении Андозерский успел объясниться в любви – и получил отрицательный ответ.
– Остановите качели, – сказала Нета.
– Я люблю вас, – повторил Андозерский.
Он стал поддавать слабее, но не останавливался.
– Жалею вас, – насмешливо сказала Нета. Держась за веревки и качаясь, они перекидывались отрывочными восклицаниями.
– Все бы отдал, – страстно восклицал он.
– Пустите! – гневно крикнула Нета.
– Добьюсь любви.
– Довольно!
– Любовь – великая сила.
– Пустите!
– Вы будете моею.
Нета вдруг сильно взмахнула качели. Она и Андозерский стояли с раскрасневшимися щеками и горящими глазами и все сильнее подбрасывали ногами доску, словно состязались в дерзании.
– Ты будешь моею!
– Никогда!
Замолчали. Качель взлетела так высоко, как только позволяли веревочные подвесы. Большие зубцы гипюрового воротника развевались и били Нету по лицу. Вдруг Андозерский заметил, что Нета сильно побледнела; ее глаза загорелись; вся она подвинулась к одному краю доски и как-то странно перебирала руками.
«Спрыгнет!» – догадался Андозерский.
Сильным напряжением задержал взмахи качелей. Нета сделала движение, но прежде, чем успела приготовиться к прыжку, уже Андозерский стоял на земле и удерживал доску. Нета сделала шаг к середине доски. Андозерский схватил ее за талью, снял с доски и поставил на землю. Нета тяжело дышала. Повторила:
– Никогда!
– Увидите! – ответил он.
Она отвернулась, хотела уйти. Он опять схватил ее. Губы его почти касались ее щеки. Но она вывернулась и убежала.
«А, эта не уйдет!» – подумал Андозерский.
Отправился в дом и отыскал хозяина. Их беседа в кабинете Мотовилова была недолга. Потом Мотовилов пришел с Марьею Антоновною.
Когда Андозерский уходил, у него был вид победителя.
– Садись и слушай, – сказал Мотовилов Нете, когда она вошла в кабинет.
– И благодари отца, – прибавила Марья Антоновна.
Нета села на рогатом стуле, зацепилась пышным бантом кушака и стала освобождать его. Не любила этой комнаты с неуютною мебелью.
«Сидел бы сам!» – думала про отца.
А Мотовилов очень удобно развалился на низеньком диване. Рядом важно торчала его коротенькая жена.
– Так вот, мать моя, – сказал Мотовилов дочери, – тебе счастье, – в генеральши метишь.
– Не имею ни малейшего желания, – капризно ответила Нета.
– Я имею сообщить тебе приятную для нас, твоих родителей, новость: Андозерский просит у нас твоей руки.
– Совершенно напрасно хлопочет! – решительно сказала Нета.
Мотовилов строго посмотрел на нее, а Марья Антоновна сказала наставительно:
– Не капризничай, Нета, – он прекрасный молодой человек.
– И на такой хорошей дороге, – подхватил Мотовилов.
– Да я уж люблю другого, – сказала Нета.
– Вздор, мать моя! Выкинь дурь из головы: за Пожарским тебе не бывать!
– А за Андозерского я не пойду!
– Слушай, Нета, – внушительно сказал Мотовилов, – я тебе серьезно советую, – подумай!
– Подумай, Нета, – сказала Марья Антоновна.
– А иначе тебе худо будет. Я из тебя дурь выбью, не беспокойся. И актеру не поздоровится.
Нету подвергли беспрестанному домашнему шпынянью. Отец призывал ее раза по два на день в кабинет и читал длинные наставления, – должна была стоять и слушать.
– Я устала, – сердито сказала она во время одного такого выговора.
– Ну так стань на колени! – прикрикнул отец.
И ей пришлось еще долго слушать его, стоя на коленях.
Мать пилила понемножку, но почаще. Юлия Степановна подпускала шпильки. Видеться с Пожарским Нете не удавалось, но сумела-таки переслать ему записку.
Дня через два Пожарский явился утром и попросил доложить Алексею Степановичу. Горничная, молоденькая, смазливая девушка, вся красная и крупная, рыжеволосая, краснолицая, в красной кофточке и белом переднике, с красными большими руками и с красными ногами, принесла ответ: не могут принять. Пожарский сказал:
– Скажи Алексею Степановичу, что по важному для него делу.