– Сожгли на костре, – индифферентным голосом телевизионного диктора проинформировал я.

– Как сожгли?! – ахнула Зоя.

Я объяснил:

– В те глухие времена ведьм сжигали. И эту сожгли. Хотя, по правде говоря, ведьмой она, конечно, не была и к смерти парня никакого отношения не имела.

– Как так – не имела?!

– А так – не имела. На самом деле паренька старший брат сгубил. Позарился на часть наследства и подсыпал яда в бокал с вином. А свалил все на эту дурочку деревенскую. Вот такой вот мерзавец.

– Откуда вы это знаете? – потрясенно глядя на меня, спросила Зоя. И тут же повторила свой вопрос, вложив в него особый смысл: – Откуда вы все знаете?

– Откуда знаю, это как раз неважно, – ответил я. – Важно, что я это знаю. А еще я знаю, что ты, Зоя, зря себя коришь. Не виновата ты в смерти Павла.

– Вы думаете? – не могла поверить она.

Если одно-два слова могут сделать человека счастливым, надо быть негодяем, чтобы отказать ему в этом.

– Точно говорю, – уверенным голосом соврал я. – Не виновата.

– А кто виноват?

Я еще раз слукавил:

– Змея.

– Вот! – всплеснула Зоя руками. – Я же им говорила! А они… Они сказали, что никакой змеи не было и быть не могло. Я сначала им не поверила, но потом…

– Но потом поверила?

– Да, потом поверила. Ну действительно, откуда могла взяться там змея?

– И, поверив, что никакой змеи не было, решила, что Павел отравился пирожком. Так?

– Так.

– Дура ты, вот что я скажу.

Какое-то время мы молчали, она – ошеломленно, я – многозначительно. Первым нарушил тишину я. Спросил:

– Кто тебя обучил ритуалу? Ириада Викторовна с Пятой Советской?

Она замотала головой.

– Нет-нет. Ту… ту даму Альбиной Сергеевной зовут. Она на бульваре Гагарина живет, недалеко от «Интуриста». Мне одна наша девочка из банка ее адрес дала.

Мир тесен, подумал я. Выходит, Зоя – клиентка Альбины.

Дама…

А ведь точно дама.

Пиковая.

Альбину Ставискую я знал – и знал хорошо, даже слишком: с этой старой и очень сильной ведьмой у нас уже лет, пожалуй, сто тянется взаимная любовь-ненависть.

– Пентакль, что она дала, у тебя с собой? – спросил я.

Доподлинно знал, что ведьма всучила ей эту штуку. Всегда так делают. Ведь для ведьмы в этом деле не деньги главное, а возможность с помощью пентакля сторицей отбить энергию, затраченную на создание приворота. В этом вся фишка. Пока пентакль находится у заказчика, ведьма тянет из него жизненную силу. Понемногу, но непрерывно. И если остановиться не сможет, вытянет всю.

– Это такой медальон металлический со странными рисунками? – уточнила девушка.

– Именно, детка. Такой вот металлический медальон со странными рисунками.

Девушка ничего не ответила, покопалась в сумочке и вытащила из нее пентакль любовных чар.

– Гони сюда, – грубовато сказал я, выхватил ритуальный знак из ее рук и сунул в нагрудный карман рубашки. На этом не остановился. Не давая ей прийти в себя, потребовал: – А теперь снимай кулон.

– Вот этот вот? – спросила Зоя, коснувшись рукой лодочки.

– Этот самый, – подтвердил я.

– Но…

Она не совсем понимала, почему должна расстаться с памятью о милом дружке. Тогда я, не обращая внимания на ее душевное состояние, надавил:

– Его умыкнули у мертвой женщины. Прямо из могилы сперли.

Я выбрал правильную интонацию – Зоя поверила. Испуганно вскрикнула и мигом потянулась к застежке. Судорожно действуя пальцами, долго не могла расстегнуть, но в конце концов ей это удалось. Я слова не успел сказать, как она уже стянула амулет и швырнула на стол. Так впечатлительные дамы откидывают от себя прицепившихся к волосам пауков. Пришлось убедительно просить, чтобы подняла и передала из рук в руки. Она смысл действа не поняла, но подчинилась.

Цепочку-новодел я ей вернул, а лодочку положил во внутренний карман пиджака. Сначала в левый. Но потом подумал – и переложил в правый. Подальше от насоса.

Закончив с экспроприацией экспроприированного, я сделал строгое лицо и предупредил зловещим шепотом:

– Если хочешь жить долго и счастливо, забудь заклинания, которым тебя научила Альбина. Адрес ее тоже забудь. Выкинь из головы. И никогда больше не занимайся черной магией. Ты поняла меня, детка?

– Никогда не буду! – сказала она так горячо и искренне, что я поверил – не будет.