Шрифт:
Не знаю, что там парни подумали об этом происшествии. Быть может, решили, что случилась коллективная галлюцинация. Мне было все равно. Я сделал вид, что ничего такого не слышал, и стал листать протянутый юристом документ.
Это был типовой договор купли-продажи, в котором говорилось, что сыскное бюро «Золотой дракон» в лице его владельца Тугарина Егора Владимировича (далее – «продавец») обязуется продать обществу с ограниченной ответственностью «Фарт» в лице его генерального директора Тюрина Иосифа Викторовича (далее – «покупатель») помещение такой-то площадью по такому-то адресу. Дальше шли условия, форс-мажоры, санкции, юридические адреса и прочее бла-бла-бла. Все пункты были заполнены, даже подпись господина Тюрина уже стояла – размашистая такая подпись человека, никогда не сомневающегося в себе и прущего по жизни бульдозером. Единственно чего не хватало, так это суммы сделки. Не проставили ни числом, ни прописью.
– Я, Егор Владимирович, наделен полномочиями обговорить размер и схему оплаты, – сказал Ащеулов, когда я перекинул ему оба экземпляра.
– Тут какая-то ошибка, Петр Вениаминович, – сказал я, сдерживая раздражение.
Он удивился:
– Где ошибка?
И стал перебирать листы.
– Не в бумажках ошибка. Ошибка по существу. Похоже, тут какое-то недоразумение. Дело в том, что я не продаю свой офис. И в ближайшее время не планирую.
Господин Ащеулов посмотрел сначала на борца, потом на боксера, потом уставился на меня испепеляющим взглядом и заверил:
– Никаких недоразумений, уважаемый. Если «Фарт» что-то у вас покупает, значит, вы это продаете.
– Неужели?
– Уж поверьте мне, уважаемый.
– Охотно верю, но… но есть целых две причины, по которым эта сделка состояться, увы, не может.
– И что это за причины, позвольте узнать?
– Неважно. Они есть. И они непреодолимы.
– А можно все-таки их озвучить? – надавил хорек, взяв для начала на полтона выше.
– Можно, – чуть подумав, с холодным спокойствием ответил я. Откинулся на спинку кресла и начал: – Что касается первой причины, Петр Вениаминович, так тут я скажу следующее. Недавно на меня выходили высшие аспекты. Те самые, о которых вы наверняка догадываетесь, но только совсем другие. То есть в некоторой степени это так, но только отчасти. А что касательно другой, скажем так, части, то вы и сами должны отлично понимать, что это не целое.
На адвоката было смешно смотреть. Он честно пытался врубиться, хмурил брови и морщил лоб. Усиленно так морщил. Будто на самом деле это могло ему помочь.
– Так вот, – продолжил я издевательство. – По поводу высших аспектов. Выяснилось, что, несмотря на все происходящие вокруг изменения, все будет неизменно до безобразия. И тут уже ничего не попишешь.
После этих слов я встал, поправил ремни кобуры, приблизился к окну, грубо оттеснил ничего не понимающего борца плечом, посмотрел на улицу сквозь щель жалюзи и с самым независимым видом пропел себе под нос, но так, чтобы слышали все:
– Don't worry, be happy.
После чего вернулся на место, похрустел суставами пальцев и, не давая наглецам прийти в себя, продолжил:
– Теперь о второй причине. Когда вышеупомянутые высшие аспекты ко мне обратились, это было не совсем очевидно. Но не для меня. Я имею в виду не то, что бросается в глаза, а то, что лежит на поверхности. И вот как раз по этому поводу я и могу с полной ответственностью сказать: тут лучше промолчать. Иначе все выглядит глупо. Но суть не в этом, а в упущенных возможностях. Ведь если вы что-то держите за очевидное, то трудно представить его вывернутым наизнанку. Какие бы ассоциации при этом у нас не возникали. По крайней мере здесь и сейчас.
В этом месте своего зажигательного спича я развел руками, дескать, извините, и поставил точку:
– Собственно, у меня все.
Захватчики молчали минуты три. Первым пришел в себя боксер и спросил у борца неожиданно высоким – будто геля перед этим глотнул – голосом:
– Паша, это чего клиент сейчас сказал?
– Клиент нас, Савва, куда подальше послал, – объяснил ему борец. Он оказался сообразительным малым. Все-таки по голове ему стучали не так часто, как его напарнику.
Боксер нахмурился:
– И чего будем делать?
– Будем делать, – объявил борец. И сразу перешел от слов к действию: в два шага приблизился к столу и ткнул мне шпагой в грудь.
Зря он так нехорошо поступил. Это ведь было мое оружие. И оружие заряженное.
– Угомони его, – приказал я шпаге.
Она тут же ожила, свернулась в петлю и уперлась острием борцу в кадык, после чего вырвалась из его рук, изобразила в воздухе кульбит и с глухим звуком ударила рукоятью прямо в лоб.
Когда борец повалился без чувств, шпага вонзилась в пол, проткнув изуродованное ухо.
– Йок-макарек! – выкрикнул боксер и ринулся ко мне.
– Чего ждешь? – спросил я у пеликана.
Бронзовая птица встрепенулась, взлетела к потолку и, совершив крутой вираж, свалилась в боевое пике. Боксер испуганно пригнулся, но это ему не помогло. Получив свое, он отлетел к батарее и там затих.
Когда пеликан сел мне на плечо, я спросил у побелевшего лицом юриста: