Дионисийство разрушает индивидуацию. Это волюнтаристическое воздействие на сущность человека, на его самоидентичность. В дионисийстве нет ни индивидуальности, ни гомогенности полипотентной возможности, поскольку в нем нет центров, в нем лишь – целостность отсутствия. С одной стороны, ее почти невозможно нарушить, потому как она не структурирована, а с другой – она и не процессуальна. Здесь трагедия заключается в невозможности развития, то есть какого-либо прогрессивного изменения, – это остановка, механистическое воспроизведение, смерть. Идеал современного дионисийства – это безудержное удовольствие, которое предоставляется человеку постоянно. Все, как в знаменитом эксперименте с крысами, которым вживили электрод в отделы мозга, ответственные за ощущение удовольствия, и животным оставалось только нажимать на датчик. В результате крыса забывала отвлечься на прием пищи, а кормящие самки оставляли выводок.

Дионисийство идет через аннигиляцию способа существования человека: пространство, время, модальность, интенсивность – все это претерпевает серьезные, а зачастую и необратимые изменения в тех необычных состояниях сознания, которые достигаются за счет современных возможностей дионисийства. Да, аполлонизм как принцип, характеризующий интенцию процесса развития личности, отражающий движение человека по пути индивидуации, так же нацелен на изменение нашего способа существования (мы подробно говорили об этом, рассказывая о критериях индивидуальных отношений). То есть, внешне здесь наблюдается абсолютное сходство, но сущностно это диаметрально противоположные вещи. Если изменение способа существования в реальности индивидуальных отношений таково, что у человека появляется возможность открыто и свободно проявлять свою сущность, свою индивидуальность, то изменение способа существования в современных дионисийских оргиях, напротив, лишают индивидуальность всякого шанса быть явленной.

Иными словами, за одним и тем же содержанием (внешнее) могут скрываться принципиально разные тенденции (внутренне). Причем, этот же парадокс ставил в тупик и А. Шопергауэра, и Ф Ницше, и К. Юнга, когда, например, на основании чисто формальных критериев они были вынуждены отнести буддийскую традицию духовного развития к дионисийству. Тогда как это совсем не так, в действительности дело обстоит прямо противоположным образом. Дионисийство – это, как писал К. Юнг, попрание принципа индивидуации, а нирваническое состояние буддиста, напротив, – эволюция, преображение принципа индивидуации. Это вовсе не стирание и не уничтожение человеком самого себя, что предлагает сделать дионисийское начало, а расширение этих границ до неограниченности. Для того чтобы достичь Пробуждения, человек проходит многотрудный путь развития своей личности, все его взлеты и падения, претерпевая все трудности и тяготы этого пути, но в результате преображается не только он сам, но и мир, его окружающий. Теперь, следуя путем бодхисаттвы, он дарует свою открытую индивидуальность другим, он индивидуализирует их, актуализируя принцип индивидуации в их существе, еще более тем самым расширяя пределы своей собственной индивидуальности.

Для того же, чтобы окунуться в омут дионисизма, нет нужды ни в таком труде, ни в такой внутренней стойкости, достаточно небольшой таблетки. И уж, конечно, здесь ожидать грандиозной духовной работы не приходится, впрочем, она в дионисийстве и не привествуется. Дионисизм подобен черной дыре – засасывающей и разрушающей, а аполлонизм – это расширяющаяся «через-внутрь-себя» Вселенная. Аполлонизм, понятый именно таким образом, а не как одна лишь индивидуация, решает проблему социального одиночества. Да, содержательное взаимопонимание невозможно, но взаимность на уровне сущностей, индивидуальных отношений дает больше, нежели содержательный консенсус.

Институт брака, по большому счету, является совершенно искусственным образованием. Мужчине и женщине, вместе живущим на необитаемом острове, брак, понятно, не нужен. И тут важно понять психологическую механику, которая непроизвольно нарушает естественные отношения между двумя людьми введением этого третьего компонента – общества.

Заключение брака – есть, по сути, официальное заявление двух людей для общества, в котором они живут, о том, что между ними – этими двумя людьми – есть отношения определенного свойства. Общество принимает это заявление, соглашается с ним и дальше начинает относиться к паре как к паре. Таким образом, пара, спровоцировав определенное отношение к себе со стороны общества, вынуждена соответствовать его ожиданиям, и потому, оказывается в определенного рода зависимости от него. Теперь пара или отвечает ожиданиям общества, или не отвечает. Поскольку же не отвечать ожиданиям – значит, навлекать на себя определенное недовольство, супруги в каком-то смысле вынуждены, принуждены сохранять свои отношения. Вполне возможно, что они и сами бы того хотели, но так получается, что сохранение «семьи» оказывается более значимым, нежели сохранение «отношений».

Конечно, можно сказать, что все это чистой воды условность, поскольку «ожидания общества», о которых мы упомянули, локализуются в головах самих супругов, и в целом, они вполне могут отбросить эту умозрительную зависимость, отдавшись реальности своих отношений, а не «реальности-своих-отношений-для-других». Но как раз потому, что указанная зависимость существует внутри их собственных голов, это далеко не так просто, как кажется. «У нас брак», «у нас семья» – установки, которые звучат как императив, как своего рода приказание, за которым сразу же, хотим мы того или нет, следуют инструкции: разводиться нельзя, а соответствовать необходимо.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы эти отношения существовали в абсолютно безвоздушном пространстве, а двое удерживаются вместе только благодаря какому-то своему собственному, внутреннему предрассудку. Есть вокруг и реальные люди, которые, так или иначе, являются представителем этого самого общества и транслируют соответствующие его ожидания. В результате заключения брака, казалось бы, только между двумя людьми порождается множественная зависимость и не только друг от друга у супругов, но и у четы перед обществом, зависимость каждого из супруга в отдельности перед родственниками – с той и с другой стороны, а также перед друзьями, коллегами, собственными детьми, в конце концов. Все эти люди ожидают от пары определенного поведения, и зачастую эти ожидания оказываются для супругов более значимыми, нежели то, что на самом деле происходит в их отношениях.