— Потому что Яков — нечестный и несправедливый король.

— Как так?

Гейтсу не потребовалось слишком долго размышлять над ответом.

— Яков проповедует веротерпимость, но жестокое преследование пресвитериан-ковенантеров [2] продолжается. Моя жена пресвитерианка. Ее отец был зверски убит во время мессы в поле, на юге Шотландии, когда Карл еще был королем.

— Значит, ваша жена — шотландка?

— Да. И ее родственники все еще подвергаются гонениям в их родном городе. Король выставил со службы всех, кто мыслит иначе, чем он. Боюсь, родственников моей жены вскоре выгонят из собственных домов, если Яков останется на престоле.

— Принц Вильгельм так же ревностно стремится очистить королевство от католиков, — с безмятежным видом заметил Колин. — Разве справедливо, что они будут страдать, если он займет трон?

— Конечно, несправедливо. Но миром правят высокомерные заносчивые люди, Кэмпбелл. Мы просто пешки в их руках, выполняющие то, что нам приказывают — независимо от того, считаем мы это правильным или нет.

Колин молчал, обдумывая слова капитана. Неужели его слова — правда? Неужели он, Колин, — всего лишь пешка? Нет, он верил в дело, за которое боролся. А верил ли и в самом деле? Да, пожалуй. Ведь если принц Вильгельм захватит трон, то непременно станет преследовать Макгрегоров, как только узнает, что один из них старался ему помешать.

— И вы ничего не сделаете, чтобы помешать Вильгельму, хотя и знаете, что он скорее всего отдаст леди Джиллиан Девону?

Гейтс поднял на шотландца взгляд.

— Вы просите меня поставить ее жизнь выше жизней тысяч других? Так вы считаете?

Колин в недоумении взглянул на капитана. Конечно же, он так не считал. В истории часто случалось, что приносили в жертву невинных ради блага многих других. И Колину, как воину, это было известно лучше, чем кому бы то ни было. Но тогда почему же ему так трудно ответить на вопрос?

— Нет, — проговорил он наконец. — Я так не считаю.

— Она мне как дочь, — признался Гейтс. — Но я тоже так не считаю. Вильгельм должен занять трон, иначе пострадает моя родня.

«И моя, если он преуспеет», — подумал Колин. Они оба хотели защитить свои семьи. Но кто защитит Джиллиан… и Эдмунда? Неужели она обречена провести остаток жизни пленницей в башне, быть отрезанной от всего мира, как тоскующая принцесса в одной из детских волшебных сказок?

— Я отвратительно себя чувствую. — Капитан потер виски. Точно так же чувствовал себя и Колин, но это не имело отношения к выпивке. Видимо, у Гейтса тоже имелась иная причина для плохого самочувствия. — Мы должны пойти сейчас ее проведать.

— Что?! Нет! — Колин помотал головой и поставил свой кубок на пол. Дьявол, если он увидит ее сейчас — сонную, с распущенными волосами, — то завтра на тренировочной площадке наверняка будет ранен. — Уже середина ночи. И мы пьяны.

— Мы принесем с собой виски. — Не обращая внимания на протесты Колина, капитан попытался встать на ноги.

— Она, наверное, давно спит, — продолжал возражать Колин, наблюдая, как обычно собранный и подтянутый капитан сползает вниз по стене. — Стук в дверь может напугать ее, — добавил он, взывая к опекунским чувствам Гейтса.

— У меня есть ключ от ее комнаты. — Капитан порылся в кармане и ухмыльнулся, вытащив доказательство своих слов.

Колин внезапно понял, как чувствовал себя Адам, когда Ева предложила ему яблоко. Он очень хотел увидеть Джиллиан, хотел убедиться, что с ней и с Эдмундом все в порядке. Но прокрадываться в ее комнату, когда она спит…

— Капитан, думаю, мы не в том состоянии, чтобы входить в комнату леди.

— Это точно, — согласился Гейтс. — Но она простит нас за подобное вторжение ради удовольствия увидеть дружественное лицо. Или два… Поверьте мне на слово, под ее почти всегда ледяным фасадом бьется нежное сердце голубки. Помогите мне встать. Что же вы? Не то я уйду без вас.

«Да, верно», — подумал Колин, поднимаясь на ноги и протягивая руку капитану. Он ясно видел ее сердце всякий раз, когда она смотрела на сына. И тем более не следовало путать ее до полусмерти видом капитана, напившегося, словно матрос при увольнении на берег. А что, если Гейтс попытается поцеловать ее? Какой же мужчина в пьяном состоянии не соблазнится на это?

— Хорошо, я пойду, — сказал он, пристально глядя на Гейтса. Но завтра помните: это была ваша идея.

К тому времени как они достигли нижнего этажа квадратной башни, Колин почти убедил себя в том, что должен повернуть назад и предоставить Гейтсу идти одному. Но как могло такое случиться? Как он мог позволить женщине пробраться к нему в душу и сбивать его с пути? Да, ему ее жаль, а жалость часто смягчает сердце. Но его восхищало ее гордое молчание и дерзкий вызов в голосе, когда молчать становилось невмоготу. А горячий поток чувств, который она изливала на сына, притягивал Колина, как пламя мошку. Он скучал по дому, по родным, и любовь Джиллиан к сыну тронула его сердце, заставила тосковать… о чем-то подобном. Но почему это случилось именно сейчас? Проклятие, почему сейчас?!

— Я войду первый и разбужу ее, — прошептал Гейтс, когда они прокрались по лестнице и миновали коридор. — А вы будьте начеку, смотрите, нет ли кого поблизости. Я вернусь за вами, когда разбужу ее.

«Это безумие», — напомнил себе Колин в сотый раз и осмотрелся — нет ли где посторонних глаз, подсматривающих за ними? Ох, не надо было вливать столько виски в Гейтса. Однако, как ни удивительно, капитан умудрялся идти, лишь слегка покачиваясь, и он все еще понимал, что следовало соблюдать осторожность. Интересно, что сделает Девон, если застукает их в ее комнате?