— А когда это случится?..

Он сверился с календарем.

— Через три дня.

Сердце Мары болезненно сжалось. Три дня на то, чтобы покинуть Лондон. Уехать быстро, тайно и далеко. Она подарит ему свободу, а потом постарается забыть его. Ради их общего блага.

Мара вышла из редакции Уэста, закутавшись в плащ и натянув капюшон на лицо. И шагнула на улицу — в холодный сырой туман, укутавший Лондон. Она мгновенно замерзла и пожалела, что у нее нет более теплых сапожек и более теплого плаща. Она мечтала о более теплом климате и тосковала о Темпле — всегда таком теплом… О, ей так хотелось к нему…

Мара прошла примерно с полмили, может, чуть больше, когда сообразила, что ее преследовала какая-то карета, двигавшаяся в ее темпе, — быстрее, когда она ускоряла шаг, и медленнее, когда замедляла. Мара остановилась и повернулась к большому черному экипажу без герба и вообще без каких-либо отличительных знаков.

Карета тоже остановилась.

Человек, сопровождающий экипаж, спрыгнул с запяток, открыл дверку и опустил ступеньки. А затем предложил Маре руку, чтобы помочь забраться внутрь.

Она покачала головой:

— Нет, я не собираюсь сюда садиться.

Юноша пришел в замешательство, но тут в дверце показалась шелковая лиловая вуаль.

— Поторопитесь, мисс Лоув! — раздался знакомый женский голос, и Мара невольно шагнула поближе. — Из кареты уходит тепло!

Мара сунула голову в дверку и увидела в карете Анну — женщину, с которой она сдружилась в «Ангеле».

— Вы?.. — изумилась Мара.

Анна улыбнулась:

— Да, верно. Я вас не обижу, но хочу поговорить в тепле, а не на холоде.

Мара колебалась.

— А вы здесь не для того, чтобы вернуть меня к Темплу?

Анна покачала головой:

— Нет-нет. Если вы, конечно, сами не решите вернуться к нему.

— Я ничего подобного не захочу.

Анна поплотнее закуталась в плащ и кивнула:

— Что ж, ваше дело. Пожалуйста, забирайтесь внутрь и закройте дверцу.

Мара послушалась. Горячие кирпичи на полу кареты так манили, что отказаться было невозможно. Анна постучала в стенку, и черный экипаж тронулся с места.

— А как вы узнали, где меня искать? — начала Мара с самого очевидного вопроса.

Губы куртизанки дрогнули в улыбке.

— Я-то не знала, зато Темпл знал.

Мара промолчала, и Анна вновь заговорила:

— Может, он знает вас лучше, зато я лучше разбираюсь в женщинах. — Она помолчала. — Кроме того, сомневаюсь, что хоть одна женщина на свете откажется от возможности провести утро с Дунканом Уэстом.

Мара покачала головой:

— Не понимаю…

Анна возвела глаза к потолку:

— Любая женщина, если она не влюблена безумно в Темпла.

— Но я не… — Мара осеклась. Ведь она и в самом деле была безумно влюблена в Темпла.

— Я знаю, что вы его любите, — заявила Анна. — Поэтому я и здесь.

Мара наморщила лоб, а собеседница продолжала:

— Кто-то же должен вам все объяснить, верно? Мы думали, Темпл сам это сделает, но, похоже, он слишком поглощен вами и не в состоянии мыслить разумно.

Затаив дыхание, Мара ждала, что сообщит ей эта женщина. Откашлявшись, она проговорила:

— Полагаю, вы большая специалистка… в вопросах бесчестья?

Губы Анны дернулись.

— Вообще-то да.

— И что же вы обо мне знаете?

— Знаю, что когда-то вы залили кровью постель и оставили Темпла отвечать за убийство. А потом отец выгнал его из дома, а светское общество стало его избегать. Знаю я и о том, что он ночевал под Темпл-баром, а затем начал прокладывать себе путь в жизни кулаками. Тогда-то Борн и придумал идиотский план — играть в кости с отребьями Лондона.

Мара слушала и холодела. Ужасно, что эта женщина знала так много о прошлом Темпла! Но Анну, похоже, все это ничуть не волновало, и она продолжала:

— И я была с ними, когда они открыли «Ангела». Тогда Темпл и стал самым известным боксером Британии. Я была с ним радом, когда он выиграл свой первый бой на ринге «Ангела». И была рядом, когда его денежные сундуки начали пополняться, положение в обществе укрепляться, а уважение к нему — расти.

— Это не уважение, — едко возразила Мара. — Это страх. И страх незаслуженный. Они считают его герцогом-убийцей, потому что я сделала его таким.