Шрифт:
Во взгляде Борна вспыхнуло восхищение. Он обернулся к Темплу:
— Очаровательна!..
— И вооружена опием.
Борн кивнул:
— В таком случае я не буду ничего пить из ее рук.
— И еще ножом, — заметила Мара.
Маркиз приподнял бровь.
— Тогда постараюсь проявлять бдительность.
— Весьма разумно, — согласился Темпл.
Мара хмыкнула и, взглянув на герцога, спросила:
— Вы собираетесь избить человека до полусмерти и еще шутите перед этим?
— Довольно интересно, что она так высоко ставит нравственные принципы. Ты не находишь? — произнес Борн.
Мара повернулась к маркизу:
— Вам лучше уйти, милорд.
Бровь Борна взлетела вверх.
— Я бы посоветовал вам поосторожнее использовать подобный тон, милая.
Глаза Мары сверкнули гневом.
— Может, мне еще извиниться?
Борн встал и расправил свой безупречный сюртук. Кивнув в сторону Темпла, заявил:
— Извиняйтесь перед ним. Хотя он не очень-то склонен прощать. — Вытащив из кармана часы, маркиз посмотрел на них и обернулся к другу: — Десять минут. Тебе еще что-нибудь нужно перед боем?
Темпл не ответил. И не отвел взгляда от Мары.
— В таком случае увидимся позже.
Темпл кивнул:
— Да, увидимся.
Маркиз вышел, закрыв за собой дверь. Мара пристально посмотрела на Темпла:
— Он не пожелал вам удачи?..
— Тут это не принято. — Он подошел к столу, открыл шкатулку красного дерева и вытащил из нее комок воска.
— Почему не принято?
Темпл оторвал два больших куска и положил их на стол, притворяясь, что вовсе не ощущает так остро присутствие Мары. Он был ужасно рад ее видеть, но не признавался в этом даже самому себе.
— Желать удачи — к неудаче, — пробурчал он.
— Но это нелепо…
— Такова традиция.
Молча пожав плечами, Мара скрестила на груди руки. Немного помедлив спросила:
— Зачем я здесь?
Темпл взял со стола длинную полоску ткани, положил один конец себе на ладонь и начал бинтовать руку, следя за тем, чтобы ткань не скручивалась и не перекрещивалась. Такой ежевечерний ритуал предназначался не только для того, чтобы защитить мышцы и кости, хотя, разумеется, сломанные в запале боя пальцы потом очень беспокоили. И все же главное было в том, что эти равномерные движения успокаивали его перед боем и помогали сосредоточиться.
Но о каком спокойствии можно говорить, если рядом с тобой Мара Лоув?! Темпл посмотрел на нее, наслаждаясь тем, как она разглядывала его руку.
— Подойдите ко мне, — сказал он.
Она посмотрела ему в глаза:
— Зачем?
Он кивнул на свою руку:
— Сколько возьмете за то, чтобы перебинтовать?
Она проследила за его взглядом:
— Двадцать фунтов.
Темпл помотал головой:
— Попытайтесь еще раз.
— Пять.
Он хотел, чтобы она подошла поближе, хотя и понимал, что не должен желать ничего подобного.
— Хорошо, договорились.
Мара подошла к нему и скинула плащ, под которым оказалось то самое розовато-лиловое платье от мадам Эбер. Она была в нем настоящей красавицей, с кожей, похожей на фарфор.
Сердце ее колотилось, как бешеное, когда она подошла к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки, и вытащила ту самую черную записную книжку, которую везде таскала с собой.
— Итак, пять, — повторила Мара, делая пометку в блокноте. — И еще десять — за вечер. Как всегда.
Спрятав книжку, она потянулась к его руке. И как всегда, была без перчаток.
«Что ж, я за это плачу, — подумал Темпл. — Плачу за то, что чувствую, когда она прикасается ко мне».
Мара тем временем приступила к выполнению его ритуала, осторожно бинтуя ткань вокруг запястья и большого пальца, плотно и ровно прижимая ее к коже.
— Вы очень хорошо это делаете, — заметил Темпл, не узнавая собственного голоса.
Это все она. Из-за нее он сам для себя стал незнакомцем.
— Мне доводилось бинтовать сломанные кости. Принцип один и тот же.
Еще кое-что о Маре — новые сведения о ней. У Темпла тут же возникло множество новых вопросов, на которые она, конечно, не ответит. Поэтому он произнес лишь одно слово:
— Верно.
Ее пальцы мягко и уверенно прикасались к его руке, и Темплу мучительно хотелось ощутить ее прикосновения в других местах. Мара же, бинтуя руку, склонила над ней голову. А он смотрел на ее золотистые кудри, и пальцы его зудели — ужасно хотелось их потрогать. «А как будут выглядеть эти волосы, разметавшись волнами по подушке и по ее обнаженной груди?» — внезапно подумал Темпл.