С девушками у него тоже не все ладилось: ему нравились высокие и красивые, с пышной грудью, как Элизабет Тейлор в «Клеопатре», но им до него дела не было. Сколько ночей он видел себя Марком Антонием — не счесть. Он просыпался с мокрыми трусами, видел в зеркале свои пухлые щеки и с грустью плелся в институт, где все девушки были разобраны, даже косые, кривые и горбатые. Мужской вуз, как армия — в дело шли все, кто мог ходить, дышать и лежать.

Альтернатива была через дорогу — в текстильном институте, где этого добра было пруд пруди. В. сговорился с товарищем, бойким парнем и охотником, у которого в общежитии текстильного были связи. Тот повел В. искать приключений, и они их нашли на обе свои жопы.

На автобусной остановке возле общаги стояла девушка — одна и с хорошими данными. Бойкий товарищ решил показать В. свое мастерство пикапера-соблазнителя в экстремальных ситуациях. Он заговорил с ней, использовав древний прием уболтать модным тогда текстом «С точки зрения банальной эрудиции…». Не успев закончить свою тираду, он получил удар под зад крепкой ногой молодого человека, увидевшего, что его девушку домогаются два хмыря. Бойкий упал, а В. пробежал стометровку в стиле Борзова, превысив норматив ГТО на целую секунду. Когда они опять встретились с Бойким через десять минут, тот сказал, потирая жопу, пострадавшую от удара нервного воздыхателя: «Бывают проколы, сынок! Да и телка, скажу тебе, какая-то левая, сейчас я покажу тебе свой гарем».

Бойкий был сыном ответственного работника Моссовета, который на незаметной должности помощника решал вопросы, жизненно необходимые населению, не без пользы для своей семьи. Бойкий ездил в институт на «Жигулях», а это в 80-м году было покруче, чем сейчас на «бентли». У него было удостоверение оперативного комсомольского отряда, и вахтер отдавал ему честь, как работнику органов.

Гарем располагался на третьем этаже, в комнате жили четыре девушки. Элизабет Тейлор не наблюдалось, но одна была похожа на Удовиченко из фильма «Место встречи изменить нельзя». В. решил, что Манька Облигация для него будет в самый раз.

Их встретили тепло, девушки надеялись выйти замуж за москвича и пробовали разные варианты. Они быстро накрыли на стол, «Удовиченко» достала грелку и налила в стаканы виски домашнего изготовления (самогон, закрашенный корицей).

В. не пил алкоголя, но тут решил для смелости перед грехопадением нарушить заповедь и выпил. Разум его померк, и он очнулся на кровати. За окном была глубокая ночь, Бойкого не было, девушки сидели за столом, пили чай и говорили о своих женских делах: обсуждали проблемы месячных и у кого какой член на курсе. В. стало обидно, что его в расчет не берут, но он молчал, надеясь обрести тайное знание о противоположном поле.

Через час, когда все затихло, он ушел, доехал на поливальной машине до дому. Мысли о несовершенстве мира кружились в его пьяной еще голове, но в эту ночь он решил, что когда-нибудь он, как олимпийский Мишка, поднимется в небо и все будут хлопать ему и плакать, что он улетел.

У подъезда его встречала рвущая на голове волосы мама, он на нетвердых ногах вошел в дом и заснул. Мама решила утром отвести его в любимую Третьяковку, чтобы сын, увидев дивные лики женщин Венецианова и Боровиковского, исцелил свою душу. Но он равнодушно прошел мимо них, остановился возле кустодиевских купчих, восхитился их формами и пожалел о вчерашнем.

В конце 90-х он уехал в Америку, купил замшевый пиджак и пошел на Тайм-сквер, встал на место В. Зорина и сказал в воображаемый микрофон воображаемой аудитории: «Вот я и в Америке», — но его никто не услышал.

Он делал бизнес, продавая на улице канцелярские принадлежности и фальшивые ручки «Монблан», но однажды на улице к нему подошел господин и предложил отправить его представителем от настоящего «Монблана» организовать сеть по продаже в СНГ.

Ему купили билет, дали суточные и на гостиницу, он полетел на историческую родину.

Родина в лице бедной мамы и соседа, подрядившегося встретить его в Шереметьеве, чтобы не переплачивать бандитам, приняла бизнесмена в объятия. Он вез факс и ксерокс для своего офиса с тайной надеждой их продать и заработать.

Прожив целый месяц в Москве, он удивлялся, как поднялись его бывшие товарищи по вузу: Бойкий вообще стал крутым, папа внедрил его в пару-тройку совместных предприятий — иноземцы вложили деньги, а папа Бойкого вложил своего сына, как гарантию безбедной старости, на должность вице-президента.

За месяц ничего не случилось. В. продал оргтехнику, напечатал визитные карточки региональным представителям по странам СНГ и стал ждать руководителя центрального офиса. Собрав своих одноклассников в ресторане в Малом зале Дома композиторов, он накрыл им поляну за двадцать американских долларов и купался в лучах славы. Он всех их назначил представителями в разных странах и раздал визитные карточки.

На следующее утро в его офис в Бескудникове, где были только старый диван и лампочка на потолке без абажура, пришла одноклассница — в школе она числилась первой красавицей, и он о ней даже не мечтал. Она пришла, ослепленная роскошью вчерашнего стола, и бросилась к нему в постель, забыв о муже-однокласснике, назначенном В. старшим вице-президентом по России. Одноклассница не хотела вице, а хотела хозяина и получила его. Она хотела в Америку, и В. обещал ей — не хотел расстраивать. Она уехала в свои Химки готовиться к жизни на Пятой авеню. На худой конец она согласилась бы на Малибу.