человек, но он заведывал больничной кассой, и больные часто выводили его

из себя. Например, приходит к нему жена одного каменщика, который всю

зиму проболел ревматизмом, и просит, чтобы доктор подписал ей бюллетень.

Ну, тот подписал и спрашивает: «Как же ваш старик поживает?» – «Да

плохо, батюшка, плохо, – шамкает старуха, – потому что вон холода какие

стоят, и работы нет». – «А порошки, которые я ему прописал, он

принимает?» – спрашивает доктор и начинает что то писать. «Принимает». –«Ну, так кланяйтесь ему, бабушка». Но старуха не уходит и спрашивает

доктора: «Господин доктор, а не было ли бы хорошо его чем нибудь

натереть?» – «Натрите, бабушка». – «А что, если бы его напоить ромашкой

или липовым чаем?» – «Напоите его, чем хотите, бабушка». – «Ах, господин: доктор, а вот соседка говорила, что ему лучше не принимать

порошков то. Как вы думаете, батюшка?» Ну, тут уж доктор не выдержал, да

как шваркнет вставочку о пол, да как рявкнет: «Эй, тетка, как вас там…

двадцать лет я учился и двадцать лет уже работаю врачом, а вы

послушайтесь соседки и снесите мой диплом в ватер!» Вот и этот господин

Регль, дозвольте, господин кадет, доложить, тоже не послушался и не

ложился в больницу, пока его туда не свезли, потому что у него сделалось

воспаление мошонки и бог знает что еще. Из больницы он вышел похожий

больше на тень, чем на человека, а потом еще схватил туберкулез, и ему

пришлось вырезать оба яичка. Вначале то у него тоже очень жгло… Но такая

болезнь, как у вас, – пустяки, и тут ничего плохого не может случиться.

Что, все еще сильно жжет, господин кадет, или вам уже стало легче?

– Швейк, если вы не можете рассказать мне ничего более веселого, то уж

лучше заткнитесь, – простонал кадет, удрученный приятной перспективой, которую нарисовал ему ротный ординарец.

А Швейк, попросив разрешения курить, набил трубку и, с наслаждением

затянувшись, благодушно продолжал:

– Знаете, господин кадет, вместо триппера я пожелал бы вам лучше

получить сифилис. Ведь вот вы, господин кадет, можно сказать– не очень

глупый человек, и могли бы с такой штукой сделать карьеру. От сифилиса

бывает размягчение мозга, паралич, или как его там… словом, что есть

почти у каждого генерала. Вы еще молоды, господин кадет, так что скоро

могли бы сделаться генералом. То то обрадовались бы ваши родители! Но

если вы хотите получить паралич, то должны очень тщательно следить за

собой. Вот у нас на Вышеграде жил один коридорный, так тот схватил

сифилис от одной горничной. Но он не хотел никому довериться, боялся

докторов пуще огня и говорил, что бабы знахарки, которые лечат травками, больше понимают в этом деле, чем оба медицинских факультета, немецкий и

чешский, вместе. Но только, дозвольте доложить, среди простонародья

действительно есть много людей, которые знают толк в болезнях и знают

целую массу таких болезней, о которых эти ученые господа доктора и не

слыхивали. Когда я был в Чернокостелецком лагере, туда приходила

старуха, по фамилии Медржичка. Она ходила из барака в барак и торговала

булками и кофе. Булки стоили по четыре, а кофе по шесть хеллеров. Теперь

то старуха наверное, уже померла – упокой, господи, ее душу! – но кофе у

нее, у стервы этой, всегда был отвратительный, потому что она варила его

из жолудей и цикория. И у этой Медржички, знаете ли, тоже были всякие

целебные травки, и ей даже удавалось заговаривать чахотку. Вы знаете, что это за болезнь, господин кадет? Ну, так вот, когда одна девушка

начала там бледнеть и чахнуть, ее старики стали причитать, что у нее

чахотка, и позвали старуху Медржичку. Да в те времена, господин кадет, когда мы там стояли в лагерях, многие девушки бледнели и чахли… Так вот, старуха велела девушке стать на колени перед образом и молиться: «Пречистая дева, помилуй нас!» и следила, затрясет ли ее или нет, и если

трясло, то, значит, у нее чахотка. И еще дозвольте доложить, господин

кадет, в те времена девушек еще трясло, и они молились с большим

благоговением и не умели еще писать под изображением пресвятой девы на