самой Голгофе: «Дева, зачавшая без греха, научи меня, чтобы я грешила

без зачатия!» Наконец, старуха смерила девушку ниткой, которую она

сперва вымочила в святой воде, провела мелом вокруг девушки на полу

круг, украсила ее венком из сирени и крикнула: «Дева Мария, у нее

чахотка. Бог к нам, а все злое – от нас!» Мы ночевали там у одного

горшечника, и была у него красавица дочь. Взводный нашего полка пошел с

ней в лес по ягоды, и после этого девушка вдруг стала бледнеть, и

Медржичка приходила заговаривать у нее чахотку. А потом, когда мы уж

совсем все забыли, наш взводный получает вдруг от нее письмо, что она

родила двойню, и чтобы он, забирал у нее младенцев. А ее отец еще

приписал от себя: «Господин взводный, исполните свой долг, раз вы уж

испортили нам девочку. Я так и знал, что чахотка у нее от вас». Вам не

надоело, господин кадет, что я рассказываю вам такие длинные истории?

– Швейк, ведь вы же – живая хроника, отозвался заинтересовавшийся кадет, – но вы забыли досказать, чем кончилось дело с коридорным…

– Ах, это вы про коридорного из Вышеграда? – радостно спросил Швейк, потому что кадет в первый раз слушал, не перебивая его, не возражая и не

ругаясь. – Да ничем! Его лечил старик Людвиг из Смихова, который покупал

ему в москательной на семь хеллеров цинковых белил для присыпки нарывов

то. Ну, а потом у коридорного мясо начало сходить с костей, и он

повесился возле, церкви в Кухельбаде. И это для него было счастье, потому что он был только шпак и его ни за что не произвели бы в

генералы, даже если бы у него было пять параличей и размягчений мозга… А

знаете, господин кадет, теперь развелось так много этих разных болезней, а солдаты, которые своей дурьей башкой не могут понять того, как чудно

умереть за его императорское величество, стараются получить их нарочно.

И вот такой субъект, садясь в вагон, не заорет: «Прощай, Прага, счастливо оставаться!», а непременно: «До свиданья через недельку! У

меня даже обратный билет в кармане! Купил его в „Наполеоне“… за целых

три кроны».

– Смир рна а! – гаркнул вдруг Швейк, вытягиваясь во фронт. В дверях

показались капитан Сагнер и доктор Штейн.

– Прошу раздеться, – обратился врач к кадету, а затем принялся

исследовать его, поставив его у себя между колея, так как был очень

близорук. Швейк с любопытством следил за процедурой врачебного осмотра._

– Пустяки! – сказал врач. – Самое обыкновенное задержание мочи. Господин

кадет, вы, наверное, перехватили лишнего?

Пришлите ко мне за порошками, и завтра все будет в порядке. Ну, всех

благ, спешу.

И врач, в сопровождении ротного командира, двинулся дальше.

– Так что дозвольте, я схожу за порошками, – предложил свои услуги

Швейк. – А только очень мне жаль, что у вас только задержание мочи, а не

сифилис, потому что тогда вы скоро были бы произведены в генералы и

доставили бы радость своим родителям. Дело в том господин кадет…

Больше ничего ему не удалось сказать: кадетов сапог угодил ему прямо в

лицо и отскочил от его носа, так что у Швейка всю физиономию вымазало

ваксой, и искры посыпались у него из глаз. Кадет стоял посреди комнаты, как будто никогда в жизни не бывал больным, и орал, показывая пальцем на

дверь:

– Марш! Вон! Скотина, сукин сын! Как ты смеешь? Иисус Мария, я тебя, поганца, отдам под суд, и тебя расстреляют! Понимаешь?

Когда Швейк спустился вниз, вольноопределяющийся Марек спросил его, что

он делал наверху и к кому вызывали врача. Швейк, посмотревшись в осколок

зеркала и поплевав в носовой платок, чтобы стереть ваксу с левой щеки, невинным тоном ответил:

.– Господину кадету Биглеру было никак не помочиться, так что я был у

него и ухаживал за ним, и мы оченъ мило беседовали.

– Вот счастье то! – воскликнул Марек. – Его то мне как раз и надо, чтобы

он умер геройской смертью, а не валялся по лазаретам. Я предназначил ему

выполнить такое дело, за которое он получает бронзовую медаль «за

храбрость», малую серебряную, большую золотую, похвальный отзыв и

благословение его святейшества. Он у меня взрывает неприятельский