Шрифт:
— Идолы?
— Ну а вы как думали? Ну, хорошо, ритуальные предметы мы находим… Так?
— Да…
— А этот… кому здесь поклонялись?
— Кумир?
— Я уверен, мы с вами, по сути, сидим и болтаем на древнем капище.
— А вот Корридов ни в чем столь категорично не уверен.
— А-а… — махнул рукой студент. — Надо улавливать намеки. Ведь и в мелочах нет ничего случайного, Владислав Сергеевич. Вы правы — мы даже книги для чтения не случайно выбираем.
— Пожалуй… — усмехнулся Кленский. — Помните эти строчки Владимира Соловьева?
И верьте иль не верьте, — видит бог, Что тайные мне силы выбирали Все, что о ней читать я только мог.— Вот-вот… А вы послушайте, что Мережковский пишет про изгнанных когда-то языческих богов: «Из капищ своих побежали в места пустые, темные, пропастные и угнездились там, и притворили себя мертвыми и как бы не сущими — до времени».
— Притворились, говорите, мертвыми и как бы не существующими — до поры до времени?
— Да. И слушайте дальше: «И боги сии ожили, повыползали из нор своих: точь-в-точь как всякое непотребное червие и жужелица и прочая ядовитая гадина, из яиц своих излезая, людей жалит…»
— Излезая! — задумчиво повторил Кленский, вспоминая вчерашнюю историю с полчищами слизнеподобных тварей, нескончаемым потоком «излезающих» из ямы в земле.
А Тарас Левченко, многозначительно помолчав, продолжал:
— «Так и бесы из ветхих сих идолов — личин своих исходя…»
— Что новенького нашли? — перебила его, появляясь на раскопе, Вера Максимовна Китаева. — Как сказал бы поэт: «Земля… Что шлешь нам из глубин?»
А Корридов, в силу глубоких финансовых причин вынужденный иметь дело с дилетантами, вздохнул, слушая эти разговоры, и объявил:
— Надо еще поработать! Перерыв закончен. — И осторожно босыми ногами встал на раскоп.
Вскоре с берега Мутенки, через водяные ворота, появились проголодавшиеся Прекрасные Школьницы и Дашенька, нагруженные щетками, тазиками и пакетами, полными вымытых в реке археологических находок. Поднялись девушки по той самой тропе, защищенной укреплениями, по которой и тысячелетия назад из городища когда-то ходили по воду.
— Как себя чувствуешь? — заботливо приложила ладонь к Дашенькиному лбу Китаева.
Аккуратная, хозяйственная Вера Максимовна в нынешней экспедиции была не только главной опорой Корридова, «не врубавшегося» ни в какой быт… Она вообще «следила за порядком». Например, проверяла, не перегрелась ли Дашенька на солнце, — и отправляла ее в тень.
За глаза она называла девушку «наша партизанка» «Тип Зои, будет молчать до последнего, пока не госпитализируют!»
В общем, в этой экспедиции Китаева была почти что незаменима. Сама себя она называла даже «заместитель руководителя экспедиции».
— А когда обедать будем? Скоро?
— Скоро, — успокоила девушек Вера Максимовна.
— А что будет на обед?
— На обед борщ и макароны с тушенкой. Компот…
— Опять макароны! — застонали девицы.
— У нас в спонсорах не Французская академия наук, — парировала этот выпад Китаева.
— Вот у предков было прекрасное меню, — заметил Вениамин. — Говядинка, свинина, баранина, дикие гуси, бобры… — Он кивнул на коробки с найденными во время раскопок костями животных, которые стояли на краю раскопа.
— Мясо бобра — вкусная вещь! — уверенно объяснил Саша.
— Откуда знаешь?
— Читал.
— А так говоришь, как будто всю жизнь питался бобрами.
Все засмеялись.
И тут, глядя перед собой в пространство, дотоле все время молчащий Яша Нейланд вдруг произнес:
— После обеда я уезжаю.
— Яша, голубчик! — сразу заволновалась Вера Максимовна. — Что же вы не предупредили заранее? Или вас тоже меню обеда расстроило?
— Нет.
— Но надо же заранее предупреждать о своих планах. Это непорядок!
— Вот я и предупреждаю, — так же отстраненно глядя перед собой в пространство, механически сообщил Яша. — Заранее. Я не сейчас уезжаю, а после обеда.
— Вас не переспоришь… — Китаева махнула рукой. — Прямо беда с вами, Яша!
При этих словах сенбернар Кент вдруг сел на задние лапы и, задрав к небесам голову, завыл.
В обед, за борщом, непонятно отчего вдруг возникла дискуссия о том, почему именно московские князья в свое время сумели возвыситься, хотя на первый взгляд исторический шанс и возможности у них были ниже среднего. Почему Москва стала тем, чем стала, а не, скажем, Тверь?