Макс. Ты — стена… Ты для меня — стена, через которую я не могу перепрыгнуть. Но я еще достаточно молод, чтобы устоять в жирном море изобилия и не утонуть в нем вместе с этими жирными трупами. Для этого я еще слишком молод! Я не такой уж большой артист!

Карл Йозеф. Да послушай ты, ведь сцена, театр — это всегда тысячи поступков, тысячи более или менее убедительных действий. И в этом смысле в жизни ничего не изменилось. Люди звонят, влюбляются и запутываются во взаимоотношениях. Лихорадочно мчатся куда-то и напряженно ждут. Замыкаются в себе и распахивают душу. Теряют сердце, расшибают себе голову и изворачиваются, как могут. Каждый человек бывает ревнивым и благочестивым, и мятежным. Бывает самовлюблённым и соблазнителем, и паяцем. А в конце концов? В финале сцена так же пуста, как и в начале.

На заднем плане по сцене проходит Вахтер, переговариваясь по радиотелефону со своей женой.

Что такое? Что за шум?

Фолькер. Момент! Минутку!.. (Кричит в глубь сцены.) Алло!.. Эй, вы там! Сударь! Да, именно вы… Вы что, с ума сошли?

Мужчина продолжает стоять неподвижно со своим аппаратом, идет вперед и снова назад, в глубь сцены, в то время как Фолькер рисуется перед актерами, возмущаясь скорее для виду, чем в адрес возмутителя спокойствия.

Женщина (в переговорном устройстве). Я сейчас внизу, в фойе. Пол в гардеробе протирать или нет?

Вахтер. Спроси что-нибудь попроще.

Женщина. Ты знаешь, сейчас в пошивочной что-то шевелилось среди манекенов. Мне показалось, там кто-то прячется.

Вахтер. В мастерской сейчас никого нет.

Женщина. А я говорю, кто-то был.

Вахтер. Домовой.

Женщина. Ты же мне рассказывал о слепых, которые спрятались среди костюмов, а на спектакле вдруг бах — и выбежали на сцену.

Вахтер. Это ты все выдумала.

Женщина. Ты мне это сам рассказывал!

Вахтер. А что ты вообще делаешь в гардеробе?

Женщина. Да ладно, пусть остается все как есть.

Вахтер. Не забудь почистить в фойе перила…

Фолькер. Что вы себе позволяете? Что вы забыли здесь на сцене? Вы вахтер или лунатик? Влезаете в репетицию! Сколько лет вы в театре? Знаете ли вы, что такое репетиция? Это наша работа, черт вас возьми! Разве я врываюсь к вам на проходную и мешаю вам смотреть телевизор? Исчезните! Ни слова. Молчать. Абсолютная тишина. Тихо!

Декорации те же. У Макса дома. Он просматривает видеокассету Вернера Финка {47} . Лена рядом с ним.

Макс (пьёт). Вернер Финк! Смотри! Вот это был мастер!

Лена. Ты же сам актер, Макс. Что ты зациклился на этом старикашке из кабаре?

Макс (щелкает пальцем). Подожди!.. Вот!.. Ну давай!.. А! Да это же блеск. Ай, какой блеск! Ерундовый приемчик. Ты думаешь, он его уже забыл, а он что-то там лепечет, а потом — та-та-та — берет и еще раз навешивает, и так без конца! Ах-ах-ах. Блестящая школа, я тебе говорю, высший класс. (Пьет.) Да. Я плохой актер. Но я мог бы быть вполне хорош в кабаре. Артистом развлекательного жанра. Талантливым импровизатором, у которого немножко больше в башке, чем у других. И махонький дефект речи.

Лена. Брось, Макс. Не заводись. Ты портишься на глазах, когда начинаешь заниматься самокопанием.

Макс. Стало быть, ты считаешь меня великим актером.

Лена. Чего ты хочешь? Стать звездой? У тебя своя индивидуальность. Это гораздо важнее. Будь доволен тем, что ты умеешь. И тем, что никто так не умеет, как ты.

Макс. Поставь-ка бутылку посередине. Пусть стоит совершенно одна, как стрела. Подальше. В ледяной холод, в центр пространства. Ух, зверь! Стеклянная кобра!

Лена (убирает бутылку). Тут почти ничего нет…

Макс. Конечно, в отношении этих фанатиков трезвости, этих холодных ремесленников я прав. Успех превратил их всех в зомби. Повторяются на каждом часу. Одна видимость, один бред, зажравшиеся кретины. Жиреют день ото дня. Ну хотя бы один искал какие-то оттенки, хотя бы один старался понять что-то огромное и неизвестное… Лена! Я без тебя пропаду. Знаешь, что со мной происходит? Не догадываешься? Я этого не осилю, это чертовски трудно, я не подберу ключ.

Лена. Каждый раз, когда ты говоришь со мной, ты спрашиваешь о себе. «Кто я?» «На что я способен?» «Почему я не другой?» Ты, ты, ты.

Макс. Ты не дала мне счастья, Лена. Ты ведь тоже из богатеньких. Тебе не нужно работать. Живешь благодаря виноградникам и автозаправке твоей семейки. А я за твой счет. Разве можно уметь, когда не надо? Художник нуждается в сопротивлении, во внешнем дефиците, чтобы расправить крылья. Я должен восстать против твоего смирения. Твоего неистощимого терпения. Твое вечное понимание погубит меня. Это выше меня. Ты пойми, именно театр помешал мне стать хорошим актером. (Идет за бутылкой.)