Еще одной проблемой в противостоянии СССР и Запада стала сохраняющаяся с довоенного времени безоговорочно негативная советская позиция в вопросе интеграционных процессов в Европе {764} . Вторая мировая война, оставившая после себя еще более опустошенную и еще более расчлененную Европу по сравнению с периодом после Первой мировой войны, никак не повлияла на эту позицию. В начале 1946 г. редакция журнала «Большевик», отвечая на вопрос читателя о капиталистическом окружении, отвергала с порога призывы таких европейских деятелей, как У. Черчилль, возобновить усилия по строительству единого континента, высмеивая попытки вытащить «из нафталина замызганное знамя “пан-Европы” и собирать под ним всех темных дельцов, шумящих о новой войне». Досталось и основателю панъевропейского движения в новейшее время Р. Куденхове- Калерги, обвиненному в том, что он возглавлял «политический притон» под вывеской Соединенных Штатов Европы, а теперь «предлагает свой залежалый товар легковерной американской публике» (один из конгрессов панъевропейского союза состоялся в США в годы Второй мировой войны) {765} . [61]

Глобализация международных отношений в XX веке, с такими ее выбросами-катаклизмами, как две мировые и Холодная войны, превратила конфронтацию в стержень исторического развития в новейшее время. Поднятая с регионального на мировой уровень, конфронтация как бы оправдывает то, что большее внимание при анализе основных проблем и тенденций века обращается на военно-стратегические и политико-дипломатические факторы. Но в таком случае страдает должное понимание сути мировых конфликтов — их социально-политических корней, подлинных причин, породивших эти конфликты. Это верно в отношении всех трех конфликтов — обеих мировых и Холодной войн. Во всех этих случаях конфликты зародились в недрах милитаристских или тоталитарных систем, а победителями из них выходили более передовые, продвинутые системы. В Холодной войне удалось избежать худшего только потому, что длительная конфронтация выявила, с одной стороны, перевес сил либеральной демократии, принципиально отвергающей путь насилия, и нежизнеспособность советской социалистической системы, с другой.

В радикальных переменах в мире, происшедших вследствие распада Советской империи в 1989–1991 гг., прослеживается исторически обозримая линия взаимосвязи с геополитическим курсом, на который решился сталинский Советский Союз, заключив в 1939 г. пакт о ненападении с нацистской Германией. Линия причинно-следственной связи, обнаружившая себя столь разительным образом через десятилетия.

Наследие советско-германского пакта этим не исчерпывается; с учетом как его непосредственных, так и долговременных последствий, включая анализ роли пакта в геополитических категориях исторического уровня, оно шире. Охватывая Вторую мировую войну, образование подконтрольной СССР «мировой социалистической системы», складывание биполярных международных отношений в Холодной войне, и, наконец, скоротечную дезинтеграцию коммунистической евразийской империи. Во всех этих судьбоносных явлениях XX века сказалось, так или иначе, воздействие пакта как системного геополитического фактора.

С одной стороны, окончательно обозначившего классовые параметры противостояния двух систем, инициированного Октябрьской революцией 1917 г. в России. С другой — приблизившего исход антагонизма между капиталистическим Западом и советским коммуно-социализмом.

Без советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 г., одномоментно и круто изменившего в преддверии Второй мировой войны баланс сил в Европе, последующий международный событийный ряд и на европейском континенте, и за его пределами имел бы совершенно другой вид. В этом гипотетическом случае иной была бы ориентация всей мировой политики. Впрочем, случилось то, что было, можно определенно утверждать с исторической дистанции, запрограммировано геополитическим соперничеством великих держав. И более всего — международной стратегией нацистской Германии и коммунистического Советского Союза, их маниакальным стремлением к переустройству мира на свой лад. К откровенно силовому переустройству. Причем у СССР с его антикапиталистической, классово-имперской стратегией и противников было больше, и намерения шли дальше. Советский вызов существующему миропорядку воплощал один из последовательно пропагандируемых лозунгов: «За победу рабочего класса во всем мире!»{766}.

Дважды международные последствия советско-германского пакта были наглядно-взрывными, с последующим критическим ускорением хода событий и сменой де-факто вектора мировой политики.

Первый раз — когда пакт избавил гитлеровскую Германию, изготовившуюся нападением на Польшу продолжить территориальную экспансию в Европе, от кошмара войны на два фронта. Проигранная Первая мировая война доказала обреченность для Германии одновременного ведения войны и на западе, и на востоке континента. Добившись в результате сделки со Сталиным решающего военно-стратегического перевеса, Гитлер более чем укрепился в своем намерении напасть на Польшу, оказавшуюся в фактической изоляции, чему нацистский лидер придавал решающее значение.

Если Мюнхен (сентябрь 1938 г.) принято считать поворотом к войне, то советско-германский пакт о ненападении означал пересечение рубежа необратимости в вопросе войны или мира — через несколько дней началась Вторая мировая война 1939–1945 гг. Но впоследствии наиболее пострадавшей стороной стал как раз Советский Союз, вынесший на себе основное бремя войны и понесший невиданные ни в одной из прежних войн многомиллионные людские потери. Однако для В.М. Молотова, подписавшего пакт вместе с нацистским министром иностранных дел И. Риббентропом (отсюда распространенное наименование «пакт Молотова- Риббентропа»), существеннее было то, что в итоге войны «Сталин стал во главе половины земного шара!»{767}.

Во второй раз наследие советско-германского пакта о ненападении громко сказалось в 1989–1991 гг., когда взрывная волна от заложенной пактом «мины замедленного действия» (А.Н. Яковлев) распространилась такими мощными кругами, что вызвала, как и полвека до этого, еще одну структурную перестройку международных отношений. Детонатором разительных перемен послужило признание советской стороной — публично, на весь мир, впервые — факта подписания вместе с пактом секретного дополнительного протокола{768}. Зафиксировавшего «в строго конфиденциальном порядке» советско-германскую договоренность «о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе»{769} и тем самым предопределившего незавидную участь целого ряда сопредельных с Советским Союзом малых восточноевропейских стран.