Безусловно, шумное раскрытие самой большой из тайн сталинской дипломатии — тайны секретного дополнительного протокола кпакту о ненападении между СССР и Германией (первого и самого важного из шести секретных советско-германских протоколов, подписанных в 1939–1941 гг.), существование которого столь долго и столь упорно отрицали все советские руководители — от Сталина до М.С. Горбачева, сыграло свою немаловажную роль в развале Советской империи. Достаточно напомнить, каким абсолютно безнадежным делом оказались после официального объявления секретных договоренностей с нацистской Германией «юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания»{770} попытки удержать от отпадения три прибалтийские республики — Эстонию, Латвию и Литву, контроль над которыми Советский Союз установил в 1939–1940 гг. по этим договоренностям. Мало того, народы, имевшие статус союзных советских республик, поспешили отделиться от России в поисках своей национально-государственной идентичности. Все республики — без исключения. Национальным меньшинствам, не имевшим союзного статуса, судя по трагическому опыту Чечни, предстоит нелегкий путь в свободное будущее.

Однако тут требуется оговорка принципиальной важности. Наступившие решительные перемены в судьбах народов Советской империи были не спонтанно возникшими из- за разглашения секретного протокола, а концом, громогласным финалом процесса, идущего издалека. Эти перемены потому и оказались столь глубинными по своему характеру, что были обусловлены долгосрочными тенденциями социально- экономического развития России и ее преемника — СССР. Другими словами, явились итогом длительной исторической подготовки такой развязки. «Различные факторы, подготавливавшие российский кризис конца XX века, действовали в течение десятилетий, иные — в течение столетий»{771}.

В ряду таких долговременных факторов советско-германский пакт выделяется тем, что, вызвав эффект домино, он привел к череде необратимых глобальных изменений. Перемены в мире после Второй мировой войны — развал «мировой социалистической системы», как и конечное крушение Советской империи (Российской империи в коммунистическом варианте), были вызваны не столько секретным протоколом (а тем более разглашением его тайны), сколько советско-германским пактом как таковым. Его, как показало время, долгосрочными историко-геополитическими последствиями{772}.

Вышеизложенное возвращает нас к проблеме ответственности за Вторую мировую войну, которая вновь и вновь требует исследовательского внимания. Как точка отсчета последующего исторического времени. Воздействие мировой войны оказалось столь устойчиво-длительным, что период, характеризуемый как послевоенный, растянулся на десятилетия, а ее последствия сказываются по настоящее время.

В период всего существования Советского Союза в его политике сохранялись приоритетные для него классовые и имперские цели, диктуемые противостоянием с капиталистическим миром. Ярким примером может служить речь Сталина на XVIII съезде ВКП (б) в марте 1939 г., целиком построенная на противопоставлении СССР всему капиталистическому миру, без проведения особого различия между агрессивными и неагрессивными государствами. Главный партийный рупор, журнал «Большевик», комментируя итоги съезда, писал в передовой статье: «Политика Советского Союза в корне противоположна политике капиталистических стран»{773}. Жесткие цели советской внешней политики и используемые для их достижения инструменты, преимущественно силовые, были одним из постоянных факторов международной напряженности.

Сталин, отнюдь не скрывавший склонности к открытому, решительному противоборству с миром капитализма, в своей предвоенной внешней политике стремился играть активную роль, стараясь навязать государствам «враждебного капиталистического окружения» свои правила игры во «второй империалистической войне», начавшейся, как он считал, уже в 1935–1937 гг. Понятно, что по классовым мотивам политико-дипломатические комбинации с участием СССР не могли не иметь временного, преходящего характера. Советско-германский пакт 1939 г., заключенный на десять лет, просуществовал менее двух лет. А советско-западные союзные соглашения 1941–1945 гг. были почти сразу сметены Холодной войной.

Сменой в ходе мировой войны одной воюющей коалиции на другую — и оба раза на договорных началах! — Советский Союз продолжил свой предвоенный курс, основанный на использовании «межимпериалистических противоречий» и исключающий заранее предрешенный выбор союзников. Если сотрудничество с нацистской Германией — от торгово- экономического до военно-политического — объяснялось заинтересованностью Советского Союза в пересмотре государственно-территориального статус-кво, установленного в Европе победителями в Первой мировой войне, то последующее его участие в коалиции со странами демократического Запада, начавшееся с самозащиты от вражеского нашествия, отражало стремление к всемерному укреплению собственных державных позиций за счет стран «враждебного капиталистического окружения». С окончанием войны советские руководители ставили себе в заслугу то, что им удалось «как перед войной, так и в ходе войны… правильно использовать противоречия внутри лагеря империализма»{774}. Такими пропагандистскими заявлениями Сталин и его окружение пытались скрыть свою долю ответственности за неисчислимые бедствия народа, который они бездумно ввергли в самую кровопролитную войну за всю историю человечества.

Важнейшей частью проблемы историко-геополитического наследия Второй мировой войны является вопрос о ее непосредственных инициаторах. Здесь мы сталкиваемся с тайной секретного дополнительного протокола к советско-германскому пакту о ненападении, с загадочными обстоятельствами его сопровождающими.

Казалось бы, после начала войны между Советским Союзом и Германией 22 июня 1941 г. одна из сторон могла бы попытаться, разгласив тайну протокола, добиться политико-пропагандистского выигрыша, обвинив во всех смертных грехах бывшего «заклятого друга». Но ничего подобного не случилось. Что же оказалось весомее взаимной ненависти тоталитарных режимов, схватившихся не на жизнь, а на смерть?

Наиболее правдоподобное объяснение этого поразительного факта — в том, что признанием тайного сговора за счет третьих стран, прежде всего за счет ближайшей жертвы — Польши, сговора за считанные дни до всеобщего европейского конфликта, снимался вопрос о том, кто и как развязал Вторую мировую войну. Развязал в целях перекройки политической карты Европы и в расчете на глобальные структур- но-системные перемены в дальнейшем. Объяснение долгой одиссеи секретного дополнительного протокола — в стремлении сохранить его тайну как можно дольше, максимально отсрочить неотвратимый вердикт истории.