А мысли, настигающие нас, как Артемида. Поражающие в самое сердце. Эти спонтанные убийцы-ниоткудники. Они в своей неожиданности и неотвязанности разве не та же диарея?

Эти процессы циркулируют в нас, как вода в батарее парового отопления. Воды нет, батарея холодная: труп.

Что в этой батарее мое? Все поступает, откуда-то оттуда. Не я ее и изготовил. А вот не-я изготавливается из собственного эго. Это не-я уже не совсем автомат-человек (человек-машина). Оно немножко пробуксовывает на наезженной колее прогресса.

– Кто там шагает правой?

– Это я, не-я.

Что, собственно, сделала Малая Садовая? Она чуть сместила точку сборки. Мирмозг заиграл по-новому.

Слушайте музыку революции.

У каждого она своя.

Надо идти на звук, если ты поэт.

Чистый звук молчания.

Ноль – это крик тишины.

И что такое сингулярная точка, как не взорвавшийся ноль. У Вселенной взрывная беременность.

Акт эякуляции – бледная копия того взрыва.

Разлетающиеся сперматозоиды галактик.

У женщин – луна-красна.

Гендерная астрономия.

Земля оплодотворилась, бедная.

Менструальные циклы человечества.

История прокладок.

16.10.2010

Априорная уверенность в самих себе. Чувство собственного достоинства. Гордое – «я думаю».

Как все это смешно, если хоть чуть-чуть вылезти из ослиной шкуры парадигмы «человек» в неизвестность.

Держись, геолог, крепись, геолог.

Это маршрут в одну сторону. Пути назад нет.

«Мозг повернулся в нетуда».

Ты один на тропе-молнии. Она мгновенна.

Надо двигаться «со скоростью того света» (Арсен Мирзаев).

Мое кукареканье в этом окомфортившемся мире – идиотизм. Но оно, как театр Но. Истоки не во мне. Меня взял процесс. Это его работа. Я вещает.

Причем мозг как бы говорит вслух. Рука пишет под диктовку.

Так Кудряков говорил в последние годы, с удивлением глядя на правую руку: «Она сама пишет».

Нами пишет молчание.

Сюжет – это ты, отстраненно созерцающий я. Он творится по мере письма.

Сам по тебе.

Я стало бумагой. Хорошо, если ручной выделки. Хуже, если туалетной. Тогда тобой подотрется социум.

Надо стать непригодным.

Художник – не нужник.

Старые сюжеты умерли. Они – музей. Наскальные рисунки. Трупы прошлого. Их еще долго будут хоронить. Могильщикам заплатят за ритуал.

Бедный Йорик!

Мы живем в Мирмозге, как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем жили в Миргороде. Лужа – это наша испаряющаяся протоплазма. Тело запустило мозг, вторую сигнальную систему, мозгу предстоит запустить третью. Новый сюжет выйдет из этой шинели-шанели №3. Все прочее – фабула.

19.10.2010

Мои рисунки-спирали идут от чего-то общего для всего (и живого, и неживого). Я не хотело бы проповедовать «свою» спираль, как Стерлигов чашу. Но нарисовав тысячи этих извивов, я шкурой почувствовало ее фундаментальность. Все изивается-закручивается, и галактики, и змеи, и Крученых, и мозг, и циклоны.

А вода, покидающая ванную, вращающаяся перед отверстием слива, не так ли закручивается сознание умирающего перед выходом в бездну. Проносится (прокруживается) жизнь.

Большой вальс сущего.

Несущиеся.

Вообще рисование, как и письмо, никогда не было для меня чем-то конкретным. Да, выходило в результате что-то конкретное. Но, чтобы его получить, я бросалось в абстрактное: пятно, линию, точку, спираль.

Так из пляски аминокислот получается жизнь.

Искусство, религия и наука занимаются одним и тем же феноменом, только каждое направление раздувает свою точку зрения до параметров Вселенной.

Эго-истина превращает истину в истерику.

Истина – ОНО, в котором и я, и ты, и мы, и все-все-все.

ОНО – неисповедимо.

Это – палиндром Бога.

ОНО.

Варю суп из лисичек. Вспоминаю Лену. Она его готовила по рецепту мамы.

Однажды гуляли у Никольского собора. Она оставила мне Хокку, который тут же изобразил из себя соляной столб и побежала к Троеручице. У меня была фляжка коньяка. Я к ней прикладывался. Лена глотнула один раз.

В кепке она походила на Гавроша. В ней плескалось море отваги. И это мальчишество-кибальчишество непостижимым образом сочеталось с женственностью. Потаенной, ненавязчивой. Она как бы игнорировала ее. Это было потрясающе, так же как и ее дар. Она вся была чудом, живым доказательством Бога.