Первым делом я разоблачился – кайф-то какой! Вторым делом обозрел пройденный путь и с нежностью подумал о нашем проводнике: «Блин, Дерсу Узала несчастный! Чинганчгук долбаный! Вон же настоящая тропа – совсем рядом! Там даже кусты прорублены! А мы, как дураки, перлись вдоль нее по целине!»

Кажется, Нганук угадал мои мысли:

– Малость промахнулся, однако… Впрочем, я же здесь никогда не был!

Вслух я, конечно, ничего не сказал, а стал смотреть вперед – в светлое будущее. А оно было красивым: «Вода, острова, скалы, лес – тишь, гладь, благодать. Наверное, такая погода бывает здесь лишь несколько дней в году, да и то не в каждом – повезло… А что это там беленькое чернеется? С тремя мачтами? Ага, это, конечно же, шлюп «Нева», которым командует капитан-лейтенант Лисянский! А вон та мелочь на воде – компанейские суда. А там – за мысом – кто прячется? Две мачты торчат… Скорее всего, это бриг «Койн» под командованием одноименного капитана. Что ж, декорации расставлены, актеры готовы – что дальше?»

А дальше мы, естественно, стали спускаться. На сей раз по тропе – какая прелесть! Несколько раз мы оказывались на открытом пространстве, и Нганук требовал, чтобы мы ускорились – могут заметить. С одного из таких просветов, обозревая видимую часть залива, я заметил между берегом и американским бригом лодку – явно не каноэ. Однако куда она движется, определить не успел.

В нижней части склон стал более пологим, кустарник – редким и высоким, а потом и вовсе сменился лесом. Все бы ничего, но тропа сделалась едва заметной и вскоре вовсе исчезла. Я подумал, что это специально: ее начала на берегу нет, оно рассасывается, так что случайный приезжий ни за что не найдет дорогу на перевал.

Поверхность залива уже просвечивала между стволов, когда Нганук вдруг подал сигнал опасности – замри! Я перестал сопеть, хрустеть ветками под ногами и тоже прислушался. Сквозь всевозможные шумы отчетливо различались человеческие голоса, точнее крики. Наш предводитель опустился на колени и стал разматывать замшевый сверток, который нес. Я занялся тем же самым. Внутри действительно оказалось новенькое кремневое ружье с красным прикладом и, кроме того, кожаный мешочек, в котором помещалось девять бумажных цилиндриков. Их количество навело меня на мысль, которую я немедленно проверил. Догадка подтвердилась: ружье оказалось заряженным – взводи курок и стреляй! Второй мой сверток содержал то же самое. Нганук забрал у меня лишнее ружье и в приказном тоне потребовал во все глаза следить за пленником – чуть что, убить немедленно. Я, естественно, перевел правителю приказ командира.

Крики стихли, а мы легкой трусцой двинулись вперед, но не в ту сторону, где они раздавались, а чуть левее. Тут я смог оценить разницу нашего хода: индеец двигался по лесу легко и бесшумно, а я ломился как танк и ничего с этим поделать не мог. В конце концов, мы остановились в зарослях ольхи в нескольких метрах от кромки прибоя. Справа вводу вдавалась скала, высотой шесть-восемь метров. Нганук оставил нас приходить в себя и ушел на разведку. Впрочем, не далеко – просто поднялся на скалу.

Минут через десять он вернулся и с усмешкой доложил результаты:

– Торговец приехал на берег с товаром.

– Русский?

– Нет, не похож. Хорошо поторговал: двоих его людей убили, остальных связали.

– Киксади?

– Кагвантаны.

– Они твои друзья?

– М-м… Скорее враги. Но они не знают об этом, и я не должен причинять им ущерба.

– А мне можно?

– Ты – куштака.

– А они куштак боятся?

– Еще как!

– Угу… Слушай, посиди тут, а я схожу посмотрю на этих разбойников и торговцев. Только никуда не уходи!

– Ладно.

Кремневку я оставил – она без ремня, и носить ее ужасно неудобно. Однако надел спасжилет и, немного поколебавшись, еще и кирасу сверху. В таком виде и полез на скалу по следам предшественника.

Картину оттуда я увидел вполне эпическую: крохотная уютная бухточка или заливчик, возле берега на мели сидит шестивесельная деревянная лодка с мачтой, но без паруса. Индейцы с разрисованными лицами – больше десяти – занимаются делом: одни перетаскивают с лодки тюки и мешки, другие на берегу увязывают груз для переноски по суше. Тут же лежат пятеро спутанных по рукам и ногам европейцев, и еще двое не связанных, но уже без скальпов.

«Ага, – с некоторым злорадством подумал я, – вот до чего доводит жажда наживы! И помочь бледнолицым страдальцам никак нельзя. Может быть, индейцы их потом обменяют или отпустят за выкуп? Однако кагвантаны, по моим сведениям, в данное время были еще теми отморозками, так что вряд ли…»

И вдруг мне в голову пришла идея – вполне безумная: «А что если?… А?… Жалко, конечно, тратить ресурс – для другого дела мог бы пригодиться! Но… А, была – не была!»

Со скалы я слез и, прикрываясь кустами, распустил на боках завязки своей кирасы. Затем надул спасжилет и стравил из него половину воздуха. Ремешки доспеха опять завязал – их едва хватило – и в таком разбарабаненном виде полез вводу. Достигнув глубины, я обнаружил, что плавучесть у меня почти нулевая – то, что надо. Данный успех окончательно погасил сомнения, и я тихо поплыл вдоль скалы. А волны ласково поднимали меня и опускали.

Достигнув мыса, я уцепился за камни и осторожно заглянул на ту сторону. До лодки отсюда было, наверное, метров тридцать, до кромки прибоя, соответственно, чуть дальше. Честно говоря, окажись что не так, я бы с готовностью отказался от собственной затеи. Однако повода не нашлось, так что пришлось действовать.

Первым делом я отполз чуть назад и нащупал ногами под водой какой-то не очень скользкий выступ, на котором с грехом пополам можно стоять, отпустив руки. Последние я использовал для того, чтобы расстегнуть кармашек на спасжилете. Загубник взял в рот, зажим на нос, очки на глаза – водолаз да и только! А вот найти пару приличных камней оказалось непросто – трещин в скале было полно, но все держалось крепко. Изрядно намучившись, я все-таки расшатал и выломал плоский обломок в четыре-пять килограммов весом. Потом, сколько мог, высунулся из воды, чтобы обмяк спасжилет, и засунул этот камень под кирасу. На последнем усилии я потерял-таки равновесие, завалился вводу и плавно пошел ко дну.