Упрямый классик. Собрание стихотворений (1889–1934)
вернуться

Шестаков Дмитрий Петрович
Шрифт:

62. Там, далеко…

Там, далеко братья бьются. Стоны раненых несутся. Выстрелы гремят. На кровавое на поле Вороны летят. Всех, сроднившихся с тревогой Бранной жизни, светлой воли Ждущих впереди, Всех, любви в чьем сердце много, Жарко верующих в Бога, Боже, соблюди! 1912

63. Это было давно…

Это было давно… Я не помню, когда это было… Пусть туманом меж нами бездонная пропасть лежит, Но душа этот образ волшебный в себе отразила И, как в зеркале верном, навеки его сохранит… Это было давно… но бесплодно искал я свободы… Нерушимо, незримо сомкнётся заветная нить, Тихо вспыхнет звезда, всколыхнутся безмолвные воды, И ко мне ты сойдешь, чтобы вместе пылать и грустить! 1912

64. Царьград

Туда, где влажных струн кочующего моря Не переслушают чужие берега, Люблю я уходить в часы немого горя, Покинув родины суровые снега. Я знаю уголок, где сердце затихает: Там ветхий минарет вознес свои венцы, И поздний муэззин протяжно пробуждает Призывом к Вечному лачуги и дворцы. До сизых парусов, до длинного залива Нисходит медленно прозрачная заря, А звезды знойные уж ткут неторопливо Ковры восточные у Божья алтаря. 1912

65. Наташе

Ты – веселый поздний огонек На глухой заброшенной тропинке; Ты – весенний утренний цветок, Отряхнувший ранние росинки; Ты – беспечных, светлых детских дней Вечерком досказанная сказка; Ты – заветной повести моей В ясный миг сверкнувшая развязка; Ты – как в сети старым рыбаком Золотая пойманная рыбка; Ты – из мира, светлого добром И отрадой, светлая улыбка. И когда ты весело встаешь И, забавно жмурясь, щуришь глазки, Что за песни ты без слов поешь И какие сказываешь сказки; Что за радость – Божий мир кругом В день и в ночь и в непогоду даже, Что за ангел с ласковым крылом Над твоей постелькою на страже! 1912

66. Из дневника («Еще хорош мой мир, покуда…»)

Еще хорош мой мир, покуда За скукой суетного дня Проглянут звезды, Божье чудо Неугасимого огня; Покуда сердце не погасло, Пока дрожит оно, пока В сосуде бренном теплит масло Благословенная рука! 1912

67. Жница

Еще дымится луг росою, Сверкает церковь за холмом, И хлеб ложится полосою Под золотым моим серпом. И свежим запахом и пряным Вздыхает влажная земля, И ветер ходит нал бурьяном, Тихонько стебли шевеля, И за колосьями колосья Прохладным падают дождем, Как Божьих лоз живые гроздья, Под золотым моим серпом. 1912

68. Акварель

Была пора, под ранней лаской Едва проснувшихся лучей Мне даль мечталась дальней сказкой Цветов и красок и огней. И дорожа, безумец хитрый, Неуловимостью мечты, Так слепо сыпал я с палитры Огни и краски и цветы! Давно те бури отшумели, Огней мятежных я не жгу, Но краски трезвой акварели, Как клад заветный, берегу. И в тонких очерках и в точных Чуть брезжит тающая даль Краев родных, краев полночных Простор и свежесть и печаль! 1912

69. На закате

Как хорошо! Тропой отлогой Лежит задумчивый мой путь — Свежее вечер над дорогой, Полней и чище дышит грудь. И пред безоблачным закатом, Над тишиной безмолвных вод О чем-то светлом и крылатом Знакомый колокол поет. Не больно мне, что миновала Весна мятежная моя, Что уж кипучего бокала Не обожжет меня струя. Всё дальше с каждым поворотом, Вдыхая свежесть, я стою И кубок сладостный с расчетом Глотками бережными пью. 1912

70. Слаще всего

Слаще всего, как, во мраке не видя дороги, Сном непробудным вздремнется в гнетущей тревоге; Слаще всего, когда память над прошлым не рыщет; Слаще всего, когда сердце в грядущем не ищет; Слаще всего, когда думы в безвольи, в бессильи Крылья, как парус, изодранный бурей, сложили, И безответно от голого, хмурого сада Тянется птиц запоздалых тяжелое стадо… 1912