Симон снова попытался приподняться с холодного, жесткого пола или хотя бы повернуть голову. Но ничего не получилось. Все тело парализовало, и куклу он видел лишь краем глаза. К тому же, охваченный ужасом, лекарь даже думать был не в состоянии.

«Это невозможно! – твердил он про себя. – Автомат не может думать и говорить. Или может?.. Неужели это и есть тот самый голем? Оживленный своим хозяином, которого сам же потом и убил?»

Симон уставился в потолок. Птичка все не умолкала. Лекарь понял наконец, что его так настораживало все это время. Приятный напев был не более чем последовательностью одних и тех же звуков, а серебряный соловей – всего лишь милой игрушкой. С полок на лекаря таращились мертвые черепа неведомых чудищ, а технические устройства среди них казались холодными и враждебными, словно с другой планеты.

Откуда-то из-за двери Симон уловил вдруг тихий плач. Кто-то хныкал знакомым до боли голосом, а когда лекарь узнал его, сердце едва не выскочило из груди.

Петер и Пауль! Господи, там мои дети!

Симон попытался позвать их по имени, но крик застрял в горле, и лекарь даже прохрипеть ничего не смог.

– О, кажется, малыши наконец проснулись, – снова заговорила улыбчивая Аврора. – Бояться нечего, мой верный помощник только накормил их булочками с маком. Дети мне пока нужны. Кто знает, что еще вздумается их упрямому дедушке, не так ли?

Голос стал еще визгливее и исполнился ненависти, неестественной для такой хрупкой куклы.

– Вы сами все затеяли! – кричала Аврора. – И что вам вздумалось соваться в дела, которые вас не касаются? Все, что мне было нужно, это облатки… Так нет же, вам непременно понадобилось уговаривать Мауруса, чтобы он позволил вам и дальше разнюхивать!

Плач становился громче: похоже, он доносился из соседней комнаты. Петер заревел во весь голос, а затем и маленький Пауль начал звать маму. У Симона разрывалось сердце. Дети были до смерти напуганы, вот они, рядом, а он не может им помочь!

– Бедняжки! – Голос у Авроры исполнился сочувствия, хотя сама кукла продолжала улыбаться. – Детки зовут маму, дрянь эту… Помощник мой три раза чуть не убил ее. Сначала на башне, потом из духового ружья и, наконец, мешком с известью. Разве нельзя было внять моим предостережениям? Но она, похоже, упрямица не меньшая, чем ее отец…

Впервые за все это время Симон кое-что заметил. До сих пор он видел Аврору лишь краем глаза, и лицо ее было слишком размыто. Но теперь ему удалось повернуть голову на несколько миллиметров, и он разглядел куклу немного отчетливее. То, что он увидел, заставило его содрогнуться.

Аврора продолжала раскрывать рот, даже если не говорила.

– Думаю, пора детям увидеться с папой, – донесся голос со стороны автомата. – Как ты считаешь, Аврора? Ты подождешь тут, а я выпущу малышей из клетки? Интересно, что они скажут про папу, от которого толку не больше, чем от куклы…

Послышались шаги. Автомат продолжал двигать челюстью. Где-то сбоку мелькнула тень и скрылась в соседней комнате.

Аврора скрипела и лязгала, губы ее непрестанно двигались. Но она молчала.

Все это время с Симоном говорил ведьмак.

Магдалена затаила дыхание и прислушалась. Из коридора снова послышался шорох. Они по-прежнему стояли с отцом в канализации бывшей крепости. Куизль спешно сунул в мешок тетрадку Непомука и книгу со странными записями, после чего внимательно прислушался к шуму.

– Не приближается, – пробормотал он. – Судя по звуку, там кто-то двигает тяжелые ящики. – Двинулся к выходу. – Идем посмотрим. Может, колдун решил свою лабораторию свернуть да и сбежать от нас…

Они двинулись друг за дружкой по низкому коридору. У Магдалены было такое чувство, будто они обошли уже всю долину. Где они теперь находились? Под монастырем? Или где-то под лесом? Уму непостижимо, как отец мог еще здесь ориентироваться. Якоб явно не помещался в низких и тесных проходах. Он без конца обтирался о камни, так что рубашка и штаны перемазались известью, грязью и каменной пылью.

Шорох становился все громче; казалось, он раздавался прямо над ними. Они обогнули очередной выступ и резко отшатнулись.

Они зашли в тупик.

Магдалена уставилась на гранитную стену. По камню стекал тоненький ручеек и собирался в грязную лужу под ногами, да мелкие камешки сыпались на пол.

– Замечательно! – просипела Магдалена. – В тупик зашли. Лучше бы вернуться и…

Она замолчала, заметив, как отец прижал палец к губам и многозначительно показал наверх. Женщина запрокинула голову: над ними нависла каменная плита. В отличие от окружающей породы она казалась слишком светлой, словно ее установили туда совсем недавно. С другой стороны доносился шорох.