Шрифт:
– Об этом не может быть и речи, – заявила Селия. – Я не расстанусь с сорока процентами акций «Литтонс». Тут нечего обсуждать. Уверена, что вы все со мной согласитесь.
– Это еще вопрос, – вздохнув, сказал Джей.
Она резко повернулась к племяннику:
– Как понимать твои слова? Черт тебя побери, Джей, что ты этим хочешь сказать?
– Селия, я отлично понимаю ваши чувства. Но простите меня, нам необходимо быть реалистами. Не вижу смысла цепляться за сорок процентов, тогда как сейчас американцам принадлежит семьдесят процентов наших акций.
– Джей, я что-то тебя не понимаю.
– Смотрите, сейчас мы владеем всего тридцатью двумя процентами акций. Нью-Йорку принадлежат шестьдесят восемь. Если мы примем условия БИМБ и отдадим им сорок процентов, у нас все равно будет на двадцать восемь процентов больше, чем сейчас. По-моему, это вполне очевидно.
– Мне не очевидно. Очень сомневаюсь, что мы всерьез выиграем от этого. По крайней мере, сейчас наши акции находятся в руках не кого-то, а американской ветви Литтонов.
– Верно, – подхватила Венеция. – В данный момент мы имеем дело лишь с «Литтонс – Нью-Йорк». То есть с издателями. Что же касается БИМБ, то там в издательских делах разбираются, как… Думаю, вы поняли мой намек. Там понимают лишь один вид книг – бухгалтерские. Но мне осточертело каждый месяц видеть физиономию Маркуса Форреста. Я, пожалуй, согласилась бы отдать этим джентльменам сорок процентов акций. Все-таки степень нашего контроля возрастет.
– Мне наше будущее при любом раскладе представляется незавидным, – признался Джайлз. – Сорок процентов – это крах. Я считаю, что мы не должны соглашаться на их предложение. Мы просто сменим одних диктаторов на других.
– Джайлз, сегодня уже пятое марта, – напомнила брату Венеция. – Если мы откажемся от их предложения, нам попросту не найти других кредиторов.
– Здравая мысль, – сказал Чартерис. – Дело не только во времени. У нас нет никаких иных вариантов.
– Я буду голосовать против, – заявила Селия. – Это мое последнее слово. Оливеру такое решение разбило бы сердце.
– Мама, давай без мелодраматических фраз.
Венеция достала портсигар и пустила по кругу. Джей взял сигарету. Остальные отказались. В этом виделся странный символ: дальнейшее разделение. Венеция закурила, выпустила облако дыма. Селия почти сразу же закашлялась, отгоняя дым рукой.
– Надеюсь, ты соизволишь объяснить, в чем ты считаешь мои слова мелодраматическими, – сказала она дочери.
– Папы с нами нет. Возможно, будь он жив, это действительно разбило бы ему сердце. А мы, позволь тебе напомнить, ведем борьбу за выживание. И папа одобрил бы наши усилия.
– Он бы ни за что не согласился отдать издательство в руки денежных воротил, – парировала Селия.
Дебаты продолжались. В половине шестого Джайлз напомнил собравшимся:
– Мы должны сообщить Гилмору о нашем решении. Сейчас мы в полном тупике. Скажите, как мне поступить?
– Подождать до завтра, – вдруг сказала Селия. – Пожалуйста.
– Селия, мы не можем ждать, – всполошился Джей. – Мы их потеряем.
– Прости, но я в это не верю.
Джей вздохнул:
– Может, проголосуем? Или все вы готовы рискнуть потерей денег?
– Я готов ждать до завтра, – сказал Джайлз, удивив всех.
– Я тоже, – заявила Венеция и улыбнулась матери.
Ее быстрая, теплая улыбка была красноречивее слов: слишком долгий и трудный путь прошли они вместе, чтобы сейчас уступать.
– Ну что ж, – пробормотал Джей. – Я считаю это безумием, но…
Селия улыбнулась ему.
– Спасибо всем, – сказала она и отправилась домой, где ее ждало весьма малоприятное дело.
Дуглас Маркс шагал по унылой грунтовой дороге. Путь оказался куда длиннее четырех миль. Становилось холодно, к тому же надвигались сумерки, хотя было всего три часа. Прежде чем отправиться к Скул-Хаусу, Дуглас заглянул в местный паб: холодное, неуютное заведение, обогреваемое односпиральной электропечью, которая не давала никакого тепла. Под стать мрачному залу была и угрюмая физиономия хозяина.
Скул-Хаус оказался довольно большим домом, выстроенным на холме. Никакой архитектурной красоты в этом белом прямоугольнике не было.
Холм, причем небольшой, но уж никак не гора.
Маркс достал фотоаппарат и сфотографировал дом. Будем надеяться, что и при таком скудном освещении снимок все-таки получится. Он подошел к двери, потянул за длинную металлическую рукоятку звонка. Где-то в недрах дома послышался звон, однако никто не торопился открывать дверь.