Багаж сопровождавшей его, как всегда, супруги пополнился не в такой степени, как ей того хотелось. Многочисленные письма выражающих недовольство граждан в ЦК заставили руководство принять особые меры. Жене главы государства посоветовали отменить просмотр мод в студии итальянского дизайнера Валентино, покупки на фешенебельной римской Виа Кондотти и коктейль в знаменитом кафе Греко. Вместо этого ей пришлось открывать выставку „Искусство и наука в период перестройки”. По-видимому, некоторым утешением могла служить преподнесенная ей Папой в подарок драгоценная ваза, что не привлекло большого внимания, т. к. оно было сосредоточено на разгадывании восточноевропейского ребуса. Сообщение о подарке было погребено под массой предположений о том, почему все-таки произошел демонтаж коммунистической системы в странах Восточной Европы.

Теперь, когда Восточная Европа после многолетней работы на „старшего брата” превратилась в „выжатый лимон”, гораздо больший интерес для Кремля стала представлять Европа Западная. Используя концепцию „общеевропейского дома”, Советский Союз стремится проникнуть в этот дом с 1975 года, ничего не отдавая взамен. Принцип Брежнева, нашедший свое выражение в его доктрине, сводившейся к тому, что „наше-то наше, а о том, что ваше — мы еще поговорим”, был слишком прямолинеен.

Горбачев понял, что нужно уметь рисковать, отступить, т. е., следуя ленинской тактике, „в случае необходимости идти на всяческие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытие правды”, чем-то пожертвовать, чтобы затем добиться выигрыша. Меняются только средства, стратегическая же цель — слияние обеих Европ — остается неизменной. Надежды на то, что западные страны воспримут советскую систему и объединение их с востоком произойдет на тоталитарной почве, рассеялись, как мираж в пустыне. Объединение со всеми вытекающими отсюда последствиями могло произойти только на демократической почве, и потому демократизацию надо было осуществить как можно скорее.

Но это должна была быть демократизация по-горбачевски. Коммунизм следовало реформировать и обновить, а главное, сохранить. Режим будет работать лучше и гражданам будет предоставлена некоторая степень свободы, однако не настолько, чтобы они могли сами решать, кто должен ими править. Неподходящих для новых времен коммунистических боссов надо было заменить новыми, для чего были подготовлены более современные реформаторы горбачевского типа, такие, как Карой Гросс в Венгрии и Эгон Кренц в Восточной Германии. Все это предполагалось осуществить, согласно ленинской схеме, полагаясь на отборную преданную элиту, не допуская к такому серьезному делу, как вопрос власти, массы, ибо, как учил Ортега-и-Гассет, массы инертны и „неспособны постигать то, что находится вне их узкого круга — как людей, так и события”. Элита и должна была провести спокойную, организованную революцию сверху. Но восточноевропейские массы, выход которых на историческую сцену совсем не предусматривался, опровергли и испанского философа, и кремлевского организатора „революций сверху”. Гроссы и кренцы были сметены с исторической сцены. Реформаторы коммунизма не устраивали восточноевропейцев. Им вообще не нужен был коммунизм.

Разумеется, глубокое недовольство населения державшимися только силою подпиравших их советских штыков диктаторами секретом ни для кого, кроме всячески доказывавших, что это не так, их западных поклонников, не было, как и то, что сравнительно молодого нынешнего кремлевского хозяина не могли устраивать сохранившиеся с брежневских времен партийные динозавры, имевшие крепкие связи с советской партократией. Избавиться от них он должен был так или иначе. При первом же удобном случае он и поспешил это сделать, что помимо прочего еще и освобождало советский бюджет от ноши в 50 миллиардов долларов, по западным подсчетам, ежегодно тратившимися на поддержку советских марионеток.

Отказ Горбачева от применения силы в восточноевропейских странах производил переворот в умах людей. Сбрасывалось со счета, что применение силы могло и не привести к желаемым результатам. В преддверии столь важной для него мальтийской встречи советский лидер, создавал впечатление, что демократизация и есть его цель, заставляя Запад строить догадки о возможности осуществления того же в будущем и в Советском Союзе.

В атмосфере всеобщей эйфории, когда рушилась берлинская стена и ликовала Прага, мало у кого было желание обращать внимание на то, что все это неизбежно вело к существенному ослаблению позиций американцев в Европе, присутствие которых предотвратило возникновение и еще одной войны на европейском континенте и поглощение его Советским Союзом. Для советских стратегов важным было то, что теперь, когда Западная Европа могла рассчитывать на то, что свободные восточноевропейские государства будут проводить более независимую от Советского Союза политику и сократят свои вооруженные силы, а советские войска будут удалены с их территории, в значительной степени теряла силу аргументация в пользу дальнейшего пребывания на европейском континенте американских войск. При этом забывалось, что даже если бы они и были удалены из Восточной Европы, советские войска все равно оставались в Европе, т. е. в европейской части Советского Союза, откуда их ничего не стоило, как показывал опыт Праги и Кабула, перебросить в нужные места.

К тому же цели советских ракет не менялись. Они по-прежнему были направлены на европейские города. Это были более современные, усовершенствованные ракеты. Несмотря на обращения к Западу о помощи, программа перевооружения шла своим ходом.

Согласно опубликованным в США данным, за время пребывания Горбачева у власти в Советском Союзе была проведена полная модернизация советских стратегических ядерных сил, произведено 450 более точных и более мощных межконтинентальных ракет, а в США только 56. Советские вооруженные силы получили 2150 ракет ближнего действия. Ни одной американской ракеты этого типа за этот период выпущено не было. Появилось 63 тысячи новых советских ракет „земля — воздух”, в США — 9800. С советских конвейеров сошло 13300 танков, в Америке — 3475, было выпущено 18100 советских бронетранспортеров, 417 — в США, в СССР было произведено 4400 самоходных артустановок, американских — 1075, советская авиация получила 2750 бомбардировщиков и истребителей, американская — 1850. Все это неопровержимо свидетельствовало о том, что намеченное к середине 1990-х гг. завершение замены старого вооружения новым идет полным ходом и наращивание советских вооруженных сил происходит и в перестроечное время в доперестроечном темпе. На военные нужды по-прежнему тратилось

20 процентов валового продукта в сравнении с 6 процентами в США. Но и эта цифра не может считаться окончательной. Министр обороны Язов признался своему американскому коллеге Ф. Карлуччи, что советский военный бюджет распределен по многим статьям, и точного размера он сам не знает.

Признание советского министра обороны могло быть и своеобразным трюком, как и обнародованные советской прессой цифры советского военного бюджета. Они могли быть сознательно завышены, чтобы снижение было впечатляющим. Однако Р. Никсон, к примеру, убежден, что военная мощь Советского Союза нисколько не уменьшилась, а наоборот, возросла.

Все еще располагающий мощнейшими вооруженными силами Советский Союз, даже если бы эти силы целиком находились в пределах его границ, все равно оказывал бы воздействие на поведение сопредельных государств. Первая мировая война разразилась тогда, когда ни одна из начавших ее держав не имела своих вооруженных сил на чужой территории. Еще меньше необходимости в этом ныне, когда современная техника обеспечивает доставку войск в любую точку земного шара в кратчайшие сроки.

В то же время советский шпионаж усиливался, становясь более агрессивным, на что как раз, когда происходила встреча на Мальте, обратил внимание директор ЦРУ У. Вебстер. Горбачев не отходил от политики своего ментора Андропова, намеревавшегося вывести советскую экономику из технологического тупика с помощью кражи западной технологии, подтверждая предсказание бывшего главы румынской разведки генерала И. Пачепы, в 1978 г. сбежавшего на Запад, о том, что „в грядущую эру гласности военное соперничество времен „холодной войны” сменится войной разведок. Не располагая средствами на покупку западной технологии, коммунистические страны будут красть ее как и прежде”.