К пасхальным праздникам приспосабливались игры, потерявшие свой обрядовый характер: катание яиц, в яички (см. словарь), вьюнец и др. Например, игру «вьюнец» устраивали в субботу пасхальной недели, возможно, как было отмечено в «Стоглаве», и на Радуницу (первый вторник после пасхальной недели). Задача игры – отыскать и обойти молодоженов и потенциальных женихов (вьюн – муж, жених) и невест (вьюница – жена, невеста). Встречным, которые также включались в игру, задавали вопросы, где находятся дома с вьюнами и вьюницами. Встречные не показывали, а лишь описывали места их расположения, иногда в форме загадок: «Есть вьюн и вьюница – добрый муж и красная молодица. А дом-то их угадать, как пить дать. Идите прямо; как увидите, стоит курица на курице, а хохол на улице, – тут вам и остановка» (дом с двухскатной крышей и с гребешком). Играющие шли к дому, произнося разными голосами: «Вьюн-вьюница, отдай наши яйца!../ Не дашь яйца, / Пирога конца – / Потеряешь молодца…». Молодые давали им куличи, раскрашенные яйца, угощали вином и пивом. Играющие желали им здорового потомства, долгой и счастливой супружеской жизни.

На третьей неделе после Пасхи, в день жен-мироносиц, играли в куму семицкую. Девушки и женщины выходили в лес «кукушку кстить», то есть выбирали двух подружек-«кукушек», как бы олицетворявших судьбу. Подружки находили в лесу две растущие рядом березки, платками или полотенцами связывали их верхушки, сплетали из веток венок, привязывали к нему два креста из очищенных от листьев веток, обходили повешенный на березу венок, через который целовались при встрече. Кумы менялись крестами, благодарили подружек, обещая жить в мире и согласии. В день Троицы (Семика) играющие приходили в лес расплетать венки на березах. Одну из женщин наряжали в лесовика, обвязав ее лыком, увядшими ветками и обмазав лицо сажей. Женщины образовывали кольцо вокруг двух кум, а лесовик пытался разорвать его и дотронуться до играющих, чтобы напустить на них болезни и горести. В свою очередь играющие старались оторвать у лесовика бороду, рожки на голове и заставить его убежать в лес. Затем они шли к реке, бросали венки, загадывая желание. Если венок поплывет, то желание сбудется, потонет – не сбудется.

За Троицей следовала русальная неделя (19 – 94 июня) – древнерусские языческие игрища, связанные с культом воды и растительности. Они сопровождались молениями русалкам: на деревья вешали венки, пряжу, полотенца, нитки, пели русальные песни, водили хороводы. В воскресенье (русальное заговенье) русалок «провожали» в поле: на девушку с распущенными волосами надевали венок и с песнями увлекали ее в ржаное поле, а затем разбегались. «Русалка» догоняла участников праздника. В народных сказаниях сохранились загадки, которые загадывали русалки встретившимся им парню или девушке:

Согласно поверью, русалка не дает отгадывать, а отвечает сама:

В селах устраивали русальи забавы: надевали маски, ходили по улицам, играли на волынке и свирели, смеялись над христианской набожностью.

В честь Белобога, олицетворявшего доброе начало, благодеяния природы, устраивались пиры и игры.

В «Стоглаве» дается описание ночных посиделок и шумных забав накануне Рождества Христова, Богоявления, Иванова дня. Лицам духовного звания запрещалось присутствовать там, где происходило «играние, плясание и гудение». Еще в XVII веке в патриаршем указе отмечалось: «Многим числом … ходят по улицам и переулкам, поют песни и плясание творят, преображаются в неподобные от бога создания, надевая бесовские и кумирские личины, чем православных христиан прельщают, отвращая от церкви». Запрещалось «чинить игрища 24 декабря в навечерии Рождества Христова, также и в продолжение святок». За ослушание грозили кнутом и батогами. Бить обещали и тех, кто играл в шахматы, и тех, кто водил медведей и устраивал скоморошьи представления. А вот игра в мяч сопровождала рекреации воспитанников духовного звания. Первого мая они отправлялись в поле, варили молочную рисовую кашу, приносили наливки, настойки, мед, пиво. После обеда семинаристы играли в различные подвижные игры.

На протяжении всего средневековья на Руси устраивались кулачные бои. Как и в Западной Европе, в условиях войны они обычно предваряли сражение. В летописи XIII века сообщается, что перед битвой с великим киевским князем Мстиславом III и псковским князем Владимиром новгородцам предложили сразиться на конях или пешими. Те отвечали: «Мы не хотим на конях, но сразимся по примеру наших предков пешими и на кулаках».

Кулачные бои велись один на один, стена на стену или свалкой. Они начинались с «Николы зимнего» (святой Николай, Мирликийский чудотворец – один из любимейших святых русского народа, в память которого было установлено два праздника: 6 / 19 декабря в честь его преставления – кончины – и 9 / 22 мая в честь перенесения его мощей в 1087 г. в «Бар-град» – город Бари в Италии) и продолжались до воскресенья. Обычно сходились на городской площади или за городом. Началом к состязанию служил свист, подаваемый одним из устроителей. Дети начинали бой. Считалось бесчестным подкупать бойцов или переманивать их на свою сторону. В бою один на один и стена на стену действовали только кулаками. При свалке били ногами и коленями, лежащего не били (поговорка: «лежачего не бьют»). После того, как пробивали стену, сражались «бойцы-молодцы», которые не щадили друг друга. Последним вступал в бой «надежа-боец». Если ему не удавалось переносить побои, он падал на землю и подвергался поруганию. Если же «надежа-боец» сокрушал противника, его сопровождали всеобщим криком: «Наша взяла!». Кулачные бои были запрещены указами 1684 и 1686 гг.

Таким образом, утратив сакральный смысл, игра продолжала оставаться важнейшей частью средневековых массовых зрелищ, карнавалов и некоторых церковных праздников.

Эпоха Возрождения (франц. Renaissance – Ренессанс, в Италии XIV – XVI вв., в других странах – конец XV – начало XVII в.) отличалась поразительным всплеском духовной активности личности, интересом к античной философии (эпикуреизм, стоицизм, неоплатонизм), искусству, а главное – к античному образу человека с присущей ему гармонией духовного и телесного. Именно в эпоху античности изменилось отношение к обряду как к мистической церемонии, а соответственно и к ритуальной игре, которая превращалась в светские представления или использовалась как средство обучения и развлечения, оказывавшее большое эмоциональное воздействие на окружающих.

Деятелей эпохи Возрождения, пытавшихся осуществить синтез божественного и материального, небесного и земного, религиозного и светского, привлекала в игре ее многозначность, а в процессе игровой деятельности – свобода проявления и развития различных свойств личности, впервые осознавшей силу своего разума и творческих возможностей. Игровой фактор во многом определил специфику возрожденческой культуры. Й. Хейзинга назвал ее «играемой культурой», в которой жизнь воспринималась «как игра воображаемого совершенства»: «Все великолепие Ренессанса – это веселый или праздничный маскарад, переодевание в наряд фантастического и идеального прошлого. Мифологические фигуры, аллегории, заимствованные издалека и отягощенные грузом астрологических и исторических сведений, – все они будто шахматные фигуры на доске».