– Послушайте, Те Рау, могу ли я спросить у вас кое-что о Кросби Уэллсе? – внезапно проговорил Девлин.

Ибо он не забыл случайно подслушанного этим утром разговора в обеденном зале отеля «Резиденция». Политик Алистер Лодербек в силу какой-то загадочной причины был убежден, что покойный Кросби Уэллс и шантажист Фрэнсис Карвер приходятся друг другу братьями, невзирая на то что фамилии, похоже, носят разные; однако Лодербек наотрез отказался объяснять, почему он так считает. Может, Тауфаре, как близкий друг Уэллса, что-нибудь об этом знает.

Тауфаре нахмурился.

– Не спрашивайте меня про клад, – отвечал он. – Про клад я ничего не знаю. Меня уже допрашивали мировой судья, и полиция, и смотритель тюрьмы тоже. Не хочу повторять свои ответы еще раз.

– О нет, клад меня не интересует, – покачал головой Девлин. – Мне хотелось расспросить вас про человека по имени Карвер. Фрэнсис Карвер.

– Почему? – заметно напрягся Тауфаре.

– Я слыхал, он давний знакомец мистера Уэллса. По-видимому, этих двоих связывало какое-то неоконченное дело. Что-то… противозаконное.

Тауфаре молча сощурился.

– Вы что-нибудь об этом знаете? – настаивал Девлин.

Когда утром 14 января Те Рау Тауфаре в обмен на два шиллинга сообщил Фрэнсису Карверу, где живет Кросби Уэллс, он думать не думал, что подвергает своего друга какой бы то ни было опасности. В самом предложении ничего необычного не было, равно как и в способе его подачи. За сведения о пропавших на приисках люди нередко предлагали вознаграждение, причем речь необязательно шла о братьях, но и об отцах, дядьях, сыновьях, компаньонах, должниках и напарниках. В газете, безусловно, была рубрика «Пропавшие без вести», но не всякий старатель умел читать, и уж совсем немногие имели время и желание держаться в курсе ежедневных новостей. Предложить вознаграждение изустно было и дешевле, и порою куда действенней. Тауфаре радостно забрал два шиллинга, а когда тем же вечером он увидел, как Карвер подошел к хижине Уэллса, постучался и вошел, ему и в голову не пришло чего-либо заподозрить. Маори решил, что переночует на хребте рядом со своими силками, чтобы не помешать воссоединению Карвера с Уэллсом. Юноша предположил, что Карвер – давний сотоварищ Уэллса еще по данидинским временам, и, удовольствовавшись этим предположением, иных догадок не строил.

Однако на следующее утро Уэллса обнаружили мертвым; в день его похорон под кроватью нашли пузырек с лауданумом, а еще несколько дней спустя оказалось, что корабль Карвера «Добрый путь» снялся с якоря ночью 14 января, вне графика и под покровом тьмы. Тауфаре был в ужасе. Все свидетельства словно бы указывали на то, что Фрэнсис Карвер причастен к смерти отшельника, а если это правда, то не кто иной, как Те Рау Тауфаре, предоставил ему такую возможность, недвусмысленно сообщив, где Уэллса искать! Что еще ужаснее, он взял плату за свое предательство.

Самообладание Тауфаре, как неотъемлемая часть его представления о себе самом, не позволяло ему поступать необдуманно. Осознание того, что он предал друга за деньги, жгло его стыдом, и стыд этот являл себя как пропитанная отвращением ярость, направленная одновременно внутрь себя и вовне. После похорон Уэллса маори целыми днями пребывал в настроении самом мрачном, скрипел зубами, дергал себя за вихор и проклинал Фрэнсиса Карвера на каждом шагу.

Расспросы Девлина вновь ввергли Тауфаре в дурное расположение духа. Он вздернул подбородок, сверкнул глазами.

– Если какое-то неоконченное дело промеж них и было, теперь оно окончено! – гневно отвечал он.

– Конечно-конечно, – отозвался Девлин, успокаивающе замахав руками. – Но понимаете, я где-то слыхал, будто они братья. Да, Кросби Уэллс и Карвер. Может, это просто фигура речи, как вы сами выразились, но мне хотелось уточнить.

Тауфаре был ошеломлен. Скрывая свое замешательство, он сердито зыркнул на капеллана.

– Вы что-нибудь об этом знаете?

– Нет, – сказал, как сплюнул, Тауфаре.

– Уэллс никогда не упоминал при вас имени Карвера?

– Нет.

Девлин, видя, как разом испортилось настроение собеседника, решил испробовать иной подход:

– А Кросби Уэллс далеко продвинулся в изучении языка маори?

– Не так, как я в английском, – покачал головой Тауфаре.

– В этом я ни минуты не сомневаюсь! Ваш английский превосходен.

Тауфаре вздернул подбородок:

– Я путешествовал с землемерами. Многих водил через горы.

Девлин улыбнулся:

– А знаете, мне сдается, я чувствую в вас нечто от родственной души, Те Рау. Думается, не такие уж мы и разные, вы и я, – мы делимся своими историями, своим языком, ищем в людях братьев. Нет, не такие уж мы и разные, если вдуматься.

Девлин говорил скорее по наитию, нежели с дальним расчетом. Годы священнического служения научили его, что разумно всегда начинать с точек соприкосновения, а если их нет, то, значит, такую связь следует выдумать. Не то чтобы эту практику сочли бы нечестным приемом, но правда и то, что, будучи приперт к стене, Девлин затруднился бы описать это кажущееся сходство в деталях и отделался бы общими фразами.

– Я не человек Божий, – хмуро возразил Тауфаре.

– И однако ж, в вас есть многое от Бога, – отвечал Девлин. – Сдается мне, вы интуитивно склонны к молитве, Те Рау, раз пришли сюда сегодня. Отдать дань уважения вашему близкому другу на его могиле – в сущности, помолиться за него.