(41) Талегай (талагай) – лентяй, лодырь, невежда, неуч (Даль IV, 388).

(42) …из города приедут, инструктора какая там, заездят по страде лошадей, обожрут, да и видал их. – Характерная примета времени – обострившееся к 1924–1925 гг. противостояние города и деревни. В сводке № 3 информотдела ОГПУ об экономическом расслоении и состоянии деревни за время с 24 по 31 января 1925 г. в разделе «Антагонизм к городу» указано: «Сибирь. Омская губ. 15 января. На общем собрании деревни Евгеньевка Тарского уезда несколько крестьян высказались следующим образом: „Служащие и рабочие живут хорошо, потому что их интересы защищают профсоюзы, а мы, крестьяне, не организованы и бесправны, как бараны. Служащие получают хорошее жалованье, имеют театры, а мы из последних сил выплачиваем налоги и прозябаем в невежестве“. <…> Зажиточный крестьянин Новой станицы Омского уезда говорит: „У соввласти нет справедливости, кто гнет спину и ночи не спит, чтобы поддержать хозяйство, на том и едут, а разве всех дармоедов накормишь, придется бросить хозяйство, тогда все равны будут“» (Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД: Документы и материалы. Т. 2: 1923–1929. М, 2000. С. 273–274). В отчете Лубянки Сталину о положении в стране за 1925 г. можно прочитать высказывание середняка с. Покорное Аксютинского уезда: «Советская власть всегда указывает на прежних буржуев с отрицательной стороны, а посмотрите, что теперь представляют из себя комиссары центральных органов, получающие по 300 руб. в месяц: они гуляют, веселятся и тоже богатеют» (Совершенно секретно. М., 2002. Т. 3. С. 490).

(43) Монополку-то сами ж открыли. – Постановлением ЦИК и СНК СССР о возобновлении производства и торговли спиртными напитками в СССР (январь 1924 г.) и Постановлением ЦИК И СНК СССР о введении в действие «Положения о производстве спирта и спиртных напитков и торговле ими» от 28 августа 1925 г. была введена государственная монополия на водку (просуществовала до 7 июня 1992 г.).

(44) Ботоло – тот, кто «ботает» некстати: качает ногами, стучит тяжелой обувью; перен., бран. – от «ботать» в знач. болтаться, метаться, шататься, стоять или лежать беспокойно. В Избранном было заменено на «Болото!» Даль I, 119).

(45) На Флора и Лавра… – Флор и Лавр – святые мученики II в., родные братья. Будучи каменотесами, выстроили здание для языческого храма, но посвятили его Христу, за что и были подвергнуты мучениям. Память 18 августа.

(46) Остожъе – срубленные нетолстые деревья с подсеченными сучьями (Даль И, 706).

(47) Пестер – большая высокая корзина, плетеная или шитая, для носки сена или мелкого корма скоту Даль III, 104).

(48) Паужин – перекуска между обедом и ужином, например за чаем. В северных областях «крестьяне в 9 часов обедают (в работе, со светом завтракают), в 2 часа паужинают, в 8 ужинают» Даль III, 25).

(49) Потник – войлок, подкладываемый под седло Даль III, 356).

(50) Горовой – нечистый дух, живущий в горах.

(51) Трашпанка – повозка.

Смерть Сапеги*

Впервые: журнал «Красная нива» (1926. № 14. С. 2–5). Под заглавием: «Жизнь Аники Сапеги».

В ТТ, в отличие от журнального варианта, с первой страницы убрано примечание: «Черный шерл – редкий драгоценный камень». По-другому расставлены акценты в характеристике героя – красного командира Аники Сапеги. В рассказ Аники о своей жизни в заимке (в журнальном варианте – имении) Козловских добавлено описание его снов, ощущений, мыслей: «Ну и замучали (в первых вариантах – „начались“) эти запахи. Валяются ночью на соломе, по колодцам, по телегам, – скрип и гам не меньше чем днем. Днем лошади в хомутах ходят, а ночью бабы». «Необразованность наша и забитость. Запустил бы это руки, думаешь, а дальше своего носа, смотришь, и не уйдешь»; «…ну, а после такого случая – хи да ха, да изгалянье… У меня от того случая судороги начались, и на теле рябь выступила. На бабу посмотрю, и вдруг вид из себя стану такой иметь – ну, хоть в тулупе ходи. И сны замучили, и чудные все сны: голые бабы все и все зря, никакого пораженья им не было… И кончались сны таким образом, что быдто я бревно, и везут меня в жару по тряской дороге. Мученье страшное! Я в одну ночь чуть было передок телеги зубами не перегрыз, ладно – в рот деготь попал».

Исправлению подвергается эпизод, описывающий жертву девушки во имя спасения отца. В первом варианте было: «И тогда я решился на ложь.

– Аника! – закричал я. – Аника, зачем девку обманом берешь? Там наши генерала бьют… ребята генерала бьют… Не обманывай девку-у!

И тогда, должно быть поняв свою ненужную жертву, – завизжала за дверьми женщина. Скоро ее неистовый визг пересилил мой, теперь уже ненужный, крик, – и визг ее походил на звон бьющихся стекол.

И тут – я бы сказал – я увидел деревянный топот – коридора. В светлых окнах отразился черный шерл винтовок».

Эпитет «ненужный», дважды повторенный в тексте («ненужная жертва», «ненужный крик»), исключен автором из текста рассказа. Авторская правка в данном случае проясняла противопоставление, заложенное в системе образов: «буржуазная» девушка, готовая на жертву ради отца, и «новый человек», красный командир, отрекшийся от предков.

Еще два разночтения между первыми публикациями и вариантом ТТ указывают на стремление Иванова придать больший динамизм повествованию. Было: «встретил я на Любинском проспекте» – стало: «наткнулся я…»; было: «спешил мальчик»-стало: «несся вперед мальчик».

«Смерть Сапеги» – единственный рассказ книги, в котором различаются варианты ТТ и СС-7, что указывает на продолжавшуюся работу автора по правке текста. В основном она направлена на упрощение стиля и снятие метафоричности. Так, в СС-7 исключены два первых абзаца, и рассказ стал начинаться словами: «Я отстал от полка». Убраны все сравнения с «черным шерлом». Вместо: «И тогда-то в речевую дороги Аники ворвались нечленораздельные вопли и крики» в ТТ, в СС-7 – стало: «Аника испустил нечленораздельный вопль». Вместо: «Но вот – топот прекратил мой крик. – Казалось, шли одни винтовки» – стало: «Я услышал топот». И т. п.

После СС-7 рассказ более 30 лет не переиздавался. В издании 1963 г. редакторская правка коснулась так называемых «натуралистических мест»: сокращены были «голые бабы», фразы «лежу с барыней», «Ей-богу, не жалуются. Может, даже довольны», эпизод с кобылой Флорой.

Созданный писателем в рассказе образ красноармейца был резко полемичен и по отношению к типичным для литературы 1920-х годов героям, преданным идее, храбро сражающимся и готовым умереть за лучшее будущее народа, и по отношению к прежним – начала 1920-х годов – партизанам и комиссарам самого Вс. Иванова.