– Леди! Никто не имеет права…

Договорить было трудно: коромысло вертелось на его плече, как на шарнире. Игорь попробовал остановить его, но стряслась другая беда, тяжесть руки перевесила всю систему, одно ведро пошло к земле, другое нависло почти над головой. Оксана уже смеялась:

– Ты не умеешь, без привычки трудно. Поставь на землю. Вот прицепился, что ты будешь делать! Поставь на землю.

Игорь уже сам догадался, что поставить ведро на землю надо. Оксана заговорила с ним на «ты». Ему было весело.

– Дорогая Оксана! Это правильная мысль – поставить их на землю. К черту это допотопное изобретение. Как оно называется?

– Да коромысло ж!

– Коромысло? Получите его в полное ваше распоряжение.

Он взял ведра в руки, потащил в горку. Нести было так тяжело, что он не мог даже говорить. Оксана шла сзади и волновалась:

– И где ты взялся со своей помощью? Поставь ведра, тебе говорю.

Но когда Игорь поставил ведра у самого плетня, она глянула на него из-под дрожащих ресниц и улыбнулась:

– Спасибо.

– Разве можно такое… носить? Это же черти, а не ведра. Это кровожадная эксплуатация!

– А как же ты хочешь? Без воды сидеть? Огород пропадет без воды.

– Культурные люди в таких случаях водопровод устраивают, а не носят на этих самых коромыслах.

– А у нас вся деревня на коромыслах носит. Тут совсем близко. И вода добрая, ключевая.

Оксана уже хозяйничала на огороде. Она легко подняла ведро, отлила воды в лейку и пошла по узкой меже между грядами картофеля.

Игорь любовался ее склоненной головкой, на которой так мило рассыпались к вискам темно-каштановые волосы. Она бросила на него взгляд искоса, но ничего не сказала. У нее была тонкая подвижная талия и осторожный легкий шаг.

– Давай я тебе помогу.

– У нас другой лейки нету.

– А ты мне эту отдай.

– Ты не умеешь.

– Почему ты так стараешься? Ему барыши, ироду, а ты работаешь. Твой хозяин – он эксплуататор.

– Все люди работают, – сказала Оксана, и Игорь вспомнил Ваню Гальченко.

– Твой хозяин работает?

– Работает.

– Он эксплуататор, твой хозяин. Он имеет право держать батрачку? Имеет право?

– Я не батрачка. И он не хозяин вовсе, вы все врете. Он хороший человек, ты такого еще и не видел. И не смей говорить, – проговорила Оксана с тихой обидой и сердито посмотрела на Игоря.

Она перевернула пустую лейку, на стебли растений упали последние струйки. Вдруг она, улыбаясь, посмотрела на Игоря. В улыбке этой была легкая насмешка:

– Картошка всем людям нужна. Здесь хорошая будет картошка. Ты любишь картошку?

На этот вопрос Игорь почему-то не ответил. Картошку он очень любил, но то была другая картошка, на тарелке, а сейчас он видел картошку в непривычном виде, видел, кажется, первый раз в жизни, и не был даже уверен, что это именно картошка. Оксана прошла дальше по меже, оттуда спросила с неожиданной для Игоря свободной смелостью:

– Ты ел когда-нибудь свою картошку?

Вопрос ударил Игоря с фронта, а с тылу ударил другой вопрос:

– Я не помешал? Может, я помешал, так сказать?

Оглянувшись, Игорь увидел Мишу Гонтаря. Миша был в парадном костюме, но этот костюм сейчас не украшал Мишу. Белый широкий воротник находился даже в некотором противоречии с его физиономией, в настоящую минуту выражавшей подозрительность и недовольство.

Оксана ответила:

– Здравствуй, Михайло. Ничего, не помешал.

Игорь саркастически улыбнулся:

– Миша ревнует.

Оксана гневно удивилась. Разгневался и Гонтарь:

– Ты, Чернявин, зря [189] языком!

У самой дачи молодой женский голос позвал:

– Оксана! Скорее беги сюда, скорее!

Оксана поставила поливалку на землю и убежала.

Колонисты помолчали, потом Гонтарь постучал носком ярко начищенного ботинка в плетень и сказал со смущенным хрипом:

– А только ты сюда не ходи, Чернявин!

– Как это: «не ходи»?

– А так, не ходи. Нечего тебе здесь делать.