– Согласен. Сейчас, похоже, всеми поступками мисс Старлингтон движет тщеславие и уязвленное в прошлом самолюбие, – сказал я. – И ее действительно можно понять. – Мне вспомнилась «прошлая» Энн, несчастная, некрасивая и самое важное – никем не любимая. – Наверно, любой человек, комплексовавший когда-то из-за своей внешней непривлекательности или любого другого недостатка, иногда даже надуманного, впоследствии, исправив недостаток или победив комплекс, пытается взять реванш за испытанный им когда-то остракизм или пренебрежение со стороны окружающих.

– Давайте, ближе к теме, – недовольно сказал Фрэнк. – И вы считаете, что Джулия, Кейт и Энн в такого рода угрозах «кровно «не заинтересованы? – спросил Фрэнк.

– А почему, собственно говоря, ты исключил из этого списка Эмму? – удивился я.

– Ты же сам сказал, что анонимки посылали разные люди! – разозлился Тодескини.

– Фрэнк! Мало ли что я предположил! Мы все должны проверить! Нам нужен спор, в котором и рождается истина, если верить голландцу Спинозе.

– Этот сказал грек Сократ, – исправил меня Адлер.

– Нестрашно, Сократ для меня не менее авторитетен, – парировал я и, обращаясь к хакеру, сказал: – Продолжай свою мысль, Фрэнк.

Недовольно поморщившись, тот продолжил:

– Я не исключаю Эмму… – пожал он плечами, – но она и не скрывает своего явного интереса к Крайтону, как, впрочем, и агрессии к своим потенциальным соперницам. Да и глупа эта девушка, по-моему, беспросветно, – заметил Тодескини, скептически нахмурив лоб.

– Не знаю, не знаю, – усмехнулся я. – Мне как раз кажется, что именно женщина, «не страдающая» большим умом и затеяла подобное «развлечение». С момента, когда произошло отравление, я пытался представить психологический профиль человека, стоящего за всем этим. – Мне пришлось замолчать, чтобы попытаться выстроить из клубка моих размышлений более-менее стройную причинно-следственную цепочку.

– Ну и какой «портрет» ты написал? – уколол меня Тодескини, хлебнув виски.

– Не получается у меня один, по твоему выражению, «портрет»– ответил я и вновь сделал паузу, но теперь уже драматическую. – У меня получилось два профиля, как минимум. Первый – это неудавшийся отравитель и автор первых двух текстовых анонимок, и второй, любитель, вернее, любительница магических обрядов.

– И кто же этот первый, если в качестве второго ты уже назначил Эмму Старлингтон? – спросил Тодескини.

Макс задумчиво молчал.

– Ты сам, Фрэнк, ответил… – Я с удовольствием наблюдал, как его длинная физиономия вытянулась еще больше, – частично, разумеется. – Ты же сам назвал тех, кто не испытывал серьезной необходимости устранять любым способом своих соперниц.

– Ты хочешь сказать, что Эмма и Линда такую необходимость испытывали? – недоуменно спросил Фрэнк, округлив глаза.

– Не уверен, конечно, на все сто процентов, но давайте немного порассуждаем. Из всех девушек только Эмма наглядно, не особо стесняясь, добивается мужчин. Любой ценой. Поначалу – красавчик Джеймс; их недолгую совместную жизнь девушка купила дорогими подарками. Но потом, после развода, эта влюбчивая дама уехала отдохнуть, развеяться, ну и залечить свои сердечные раны. И ей это удалось. Я сам беседовал с девушкой после ее приезда и понял, что она просто не может существовать без какого-либо – реального, а не абстрактного – объекта своей неутоленной любви. Она вновь ощутила, как говорится, смысл и радость бытия, потому что нашла нового красавца. Вскоре об этом знали все в нашем городе и в его окрестностях. Но вдруг вновь появляются проблемы: соперницы, красивые и успешные. В первом случае с Джеймсом ей помешал родной брат, хотя она его простила, как, впрочем, и своего бывшего гражданского мужа. Полагаю, свое возможное счастье с Эдвардом Эмма не собиралась упускать: так вся жизнь может пройти без любимого спутника жизни. – Я вновь замолчал, чтобы промочить горло. – Впрочем, не исключено, что она таким образом развлекается, так сказать, проводит свой досуг. Несколько необычно, конечно, я бы даже сказал, весьма неординарно… Однако кто вообще бы мог ее упрекнуть в тривиальности? Эта особа явно заслуживает пристального внимания психологов.

– Подожди, но ведь девушка подозревает, что не нравится Эдварду, – удивился Адлер.

– Нет, Макс, – хитро заулыбался я. – Эмма не подозревает, она знает об этом. И это ее не останавливает. Полагаю, именно этот важный аспект еще больше разогревает ее не совсем здоровую психику. С ней уже, как мне стало известно, Минерва жестко беседовала об этом, – договорив, я поднялся, собираясь выйти в туалет.

– Может, Эмма не поняла сути этой беседы в силу своей недалекости? – прокричал мне вслед Тодескини.

– Знаешь, Фрэнк, вести диалог с психопатом можно только после того, как на него будет надета смирительная рубашка. Боюсь, Элизабет поняла это слишком поздно, – мрачно резюмировал я, выходя из кабинета.

Спустя пять минут мы продолжили дискуссию и, несмотря на поздний час, нам все же хотелось дождаться рождения истины.

– Покупка любви, секса, брака и даже детей уже стало нормой в нашем обществе, – объявил Тодескини таким тоном, будто сам, единолично сделал это открытие. Но убить… не думаю, что Эмма способна на такое.

– И я так не думаю, – задумчиво проговорил Адлер.

– А я и не утверждаю, что она пыталась отравить Линду, – отрывисто бросил я. – Эмма слишком глупа для этого, во-первых, и, во – вторых, она вообще не всегда осознает, что делает, а, в-третьих, обратиться к кому-то за помощью – как раз в ее стиле.

– А если предположить, что отравление Линды – следствие какого-то колдовства? – перебил меня на полуслове Фрэнк.

– Не думаю. Письма с землей и цветком – это результат. Ты же сам сказал. И отравление не имеет к этому обряду никакого отношения, во всяком случае, мне так кажется, – задумчиво ответил я, мысленно согласившись, что такое предположение нельзя совсем уж исключить, но моя интуиция была против… и я с ней согласился.