Так хотелось принять горизонтальное положение, что о душе и минимальной личной гигиене речь уже не шла. Но когда я удобно устроился на мягком диване, мой сон испарился. Мозг вдруг взбунтовался и никак не хотел успокаиваться. Такое состояние мне очень хорошо знакомо, поэтому я знал, что с ним делать: необходимо отпустить мысли в свободное плавание, не насилуя себя счетом белых слоников, осликов или рисованием кремовых восьмерок на светлом фоне. Если мысль за что-нибудь зацепилась – внутренний голос что-то подсказывает, и надо постараться ухватить остановившую его деталь, а подсознание, успокоившись, продолжит свое расслабленное падение в сон. Я последовал проверенной методике комфортного засыпания, и через какое-то время, может, спустя минуту или четверть часа, одна мысль накрепко вцепилась в трюизм: истина в вине, но этот факт был и так всем известен, а что дальше?

Проснулся от легкого дискомфорта… оказывается, спать в носках моему организму не понравилось, пришлось пойти ему навстречу: втиснуть их вместе с ногами в кроссовки и подняться с импровизированной постели.

Было раннее утро. В комнате отдыха были только мы с Фрэнком, который еще спал, тихо посапывая.

Я вышел в коридор и направился в санитарно-гигиенический блок. Взяв из шкафа чистое полотенце и новую упаковку с гигиеническими принадлежностями, я прошел в душевую комнату.

После всех процедур я почувствовал себя отлично. До открытия бутиков еще часа три, так что у меня достаточно времени на все про все. Поэтому возвратившись в комнату отдыха и улегшись на правый бок, я закрыл глаза, пытаясь вспомнить свой сон более подробно, надеясь, что в нем есть хоть какая-то зацепка. Но мне только удалось воспроизвести в памяти смутную картину, будто в каком-то погребе я сортирую бутылки с различными сортами вин: белыми, красными, ординарными, коллекционными. Может, во сне мой мозг пытался расшифровать ночную подсказку: «истина в вине»? Но пока я ее, к своему огромному сожалению, не понимал… Мне стало как-то не по себе, лучше все же встать: неизвестно куда заведут меня такого рода ассоциации.

Я вновь вышел в коридор и, миновав несколько закрытых кабинетов, зашел в отдел Макса. Обычно он появлялся на работе раньше всех, и сегодняшнее утро не стало исключением.

В приемной работала слабая подсветка, но я заметил, что дверь в кабинет Адлера слегка приоткрыта. Я тихо подошел к двери и, стараясь не производить шума, заглянул в широкую щель. Адлер, как всегда, был настолько поглощен работой, что даже не заметил моего маневра.

Он застыл в своей обычной рабочей позе, поставив правый локоть на солидный дубовый стол, поддерживая ладонью высокий лоб, левой рукой медленно перелистывал страницы толстенной книги, разложенной перед ним на столе. Когда Макс был чем-то увлечен, он автоматически теребил пружинные пряди волос, нависающие над высоким лбом. Худощавый и узкоплечий мужчина напоминал студента, попутавшего обычную аудиторию с кабинетом профессора. Как-то я ему сказал, что массивный стол диссонирует с его внешним видом. Макс не обиделся (весьма ценное человеческое качество: не обижаться на правду, даже если она не очень приятная).

Ощутив наконец мое присутствие, он нехотя оторвал голову от книги и, лукаво посмотрев на меня, улыбнулся.

– Как спалось? – спросил Макс.

– Лучше, чем в люксе роскошного отеля, – искренне ответил я. – Чем ты так увлечен?

– Интересный труд Артура Шопенгауэра… Чай, кофе?

– Не волнуйся, я сделаю себе сам, – ответил я. – А тебе?

– Нет, пока хватит, тем более этот сорт кофе мне не очень понравился: слишком крепкий для меня. – Чуть зевнув и потянувшись, он добавил: – Надо сказать Джейн, чтобы больше не экспериментировала, пробуя новые сорта напитка.

– Так у тебя же есть несколько видов, мог бы пить другой, – заметил я.

– В том-то и дело. Сегодня я пил растворимый кофе и просто ошибся кофейными банками: внешне они почти одинаковые, но их содержимое оказалось разным.

И как только он произнес эту фразу, у меня в голове что-то щелкнуло, будто в какой-то механизм встала недостающая деталь. Все-таки подсознание смогло подсказать мне то, над чем я так мучительно размышлял. Мой мозг вышел из ступора, призрак версии неудачного (а может, наоборот?) отравления стал обретать форму, но только проверка некоторых фактов могла бы доказать ее состоятельность.

Сделав себя кофе, я уселся в кресло, стоящее у одной из стен кабинета. От нетерпения я не мог усидеть на месте и, сделав пару глотков горячего напитка, поднявшись, принялся лихорадочно мерить шагами кабинет Макса, даже не подумав, как это воспримет Адлер.

– Ты что-то вспомнил? – спросил он, глядя на меня своими темными проницательными глазами. Адлеру действительно нельзя было отказать не только в наблюдательности, но и в умении делать правильный вывод из увиденной им картины.

– Кажется, я многое понял, но пока не проверю – говорить об этом нет смысла. А этот критический момент произойдет не ранее десяти утра.

– Тогда тебе нужно успокоиться и привести свои мысли в порядок.

– Ты прав, – вздохнул я и, подойдя к письменному столу, взял свой кейс, лежащий здесь со вчерашнего вечера. Затем вынул из него рабочий блокнот и диктофонную распечатку всех бесед с нашими подозреваемыми.

Прихлебывая кофе, я стал просматривать некоторые свои записи и тексты бесед с кандидатами в отравители. Хотелось бы найти подводные течения, которые должны были быть, но я почему-то ранее их не увидел, немного поразмышляв, взял чистый лист бумаги, ручку и стал выстраивать схему преступления, какой она мне представлялась сейчас.

Постепенно уютная тишина Центра стала разбавляться голосами приходящих сотрудников и шумом, издаваемым механическими, электрическими и электронными приборами. Хотя какофония всех этих звуков была почти неслышной, на нее можно было и не обращать внимание, просто она наступила после относительной тишины, и ее возникновение нельзя было не заметить. В любом случае, по-видимому, именно этот шум стал причиной столь раннего пробуждения Фрэнка; правда, выглядел он вполне довольным и активным: стало быть, ему удалось хорошо отдохнуть этой ночью. Поприветствовав нас и сделав себе кофе, Фрэнк уселся рядом со мной и, косясь на мои записи, спросил: