– Свадьба, что ли?
– я присмотрелась. И впрямь, никак - свадьба!
– Невесту с женихом уложили, - пояснила Михаю, - теперь родня до утра гулять будет.

– Фома! Хватит яйца высиживать! Айда к нам!
– звонко крикнул молодой парень, одетый в богатые одежды.

– Оставь меня, не слышал что ли - нога болит, - устало, но всё так же упорно (и, похоже, не в первый раз) повторил тот, кого назвали Фомой.

– Здоровья и долголетья этому семейству, - поклонилась людям и хотела, было, пройти дальше, как тот молодой перекрыл мне дорогу.

– Не уходи, красавица, отпразднуй с нами!

– Не могу я, люди добрые, должны мы с братом до ночи домой вернуться, - откланялась я, пытаясь пройти мимо.

– Довезу тебя до дома, милая, гляди какой у меня жеребец, - юноша указал на конюшню.

– И впрямь, красивый, - я постаралась скрыть улыбку. Жеребец был самый простой.

И любят же мужчины своими лошадьми хвастаться! Знали бы они, какие кони были там, откуда я родом...

– Что красивый? Быстрый, как молния!
– принялся расхваливать молодец.

– Верю я тебе, да идти мне нужно, - я попыталась вырваться, но вдруг услышала знакомый голос.

– Это не та ли, Фома?

– Михай, уходить нам надо, - зашептала братцу на ухо.

– Что случилось?

– Мы с тобой вчера на добрых людей наткнулись... когда ты по лесу в буром меху шатался...

– Это не те ли охотники?
– переспросил Михай.

– А ты как помнишь?
– я удивилась.

– Не помню. Следы на подступах к деревне были странные. Обутки, вроде, охотничьи, да шли как-то странно... не то пьяные?

– А ты что же мне не сказал?
– я еле сдержалась, пытаясь вырваться из толпы празднующих.

– Так что ж я, знал, что ли?
– так же тихо отвечал Михай.

– Михай, этих охотников я уложила, когда они в тебя стрелу воткнули, - почти беззвучно выругалась я.

Тот ничего не ответил, лишь скорости прибавил.

– Куда ж ты, красивая?
– возмутился молодец.

– Эй, остановите её! Она это!
– закричали им в след другой голос, когда до края деревни было рукой подать.

– Плохо дело, - я и не думала останавливаться.

– Да с чего ты взял, что она-то?
– заспорил другой голос.

– Да что ж я, не признал бы? Эй! Путница! Ты по что добрых людей, которые к тебе с помощью идут, обижаешь?

После таких слов нельзя было идти дальше. Я развернулась и крикнула:

– Не знаю я, отец, про что речь ведёшь, да мы с братом торопимся.

– Признал я тебя, колдовка ты! Меня на двадцать локтей откинула!

– Не могу я врать, Михай, - я прикусила губу. Закон для всех хранителей силы был непреложным.

– Не ври, - ответил тот, - расскажи о том, кто я.

– Чтоб с тебя, живого, шкуру содрали?

– Ты уверен, Фома?
– спросил тот молодец, что жеребцом хвастался.

– Да чтоб я тут же сквозь землю провалился!
– сплюнул тот.

Толпа неуверенно качнулась.

– Колдовка? А чего с мальчишкой ходит?

– Так околдовала!

– Для своих дел недобрых использовать будет!
– завопил совсем пьяный дед и упал в канаву. Толпа рассмеялась, но на меня уже недобро поглядывала.

– Они ж сейчас на нас пойдут, пьянь рваная!
– разозлился Михай, в котором тут же проснулись все домашние привычки.

– Да вот в том-то и беда, что не рваная, - я покачала головой.

Первый камень не долетел локтей пять.

– Бежать нельзя - что скажут, когда узнают, кто я?

– А почему сейчас не скажешь?
– удивился Михай, уворачиваясь от второго камня.

– А ты поди, объясни пьяному, что земля круглая, - я напряженно усмехнулась, продолжая отступать.

– Сжечь её, окаянную!
– заорала баба.

– И почему им всем так сжигать нравится?
– искренне возмутилась я.

– Зрелищ подавай, темнота окаянная!
– не на шутку вскипел следопыт.

– Ну-ну, успокойся, Михай, кто знает, что...

Но я не успела договорить. Камень, лихой рукой брошенный, в плечо Михаю пришелся, и кинулся он на толпу, медведем тут же обернувшись.

– "Стой!" - крикнула ему.

Медведь нехотя остановился. Бабы визжали; мужики, что совсем пьяными были, в канавы от страху попадали.