Шрифт:
Теперь разговор уже длился более часа. Мы о многом поговорили: о Кубани, о моей работе в Брюховецком районе и в Туапсе, о моих научных баталиях, о наших общих друзьях-товарищах по комсомольской и партийной работе, о кубанском землячестве в Москве, и о многом другом.
Потом перешли к моим книгам-воспоминаниям. Я рассказал о главных вопросах и событиях, к которым был причастен, и которые будут отражены во второй и в третьей книгах. Само собой, коснулся преступной роли Горбачева и Ельцина. Затронул вопрос, который меня очень волнует уже многие годы: как могло случиться, что апрельский Пленум ЦК 1989 года вывел из состава ЦК более ста членов, самых опытных и принципиальных. Заметил при этом, что эта преступная акция во многом облегчила Горбачеву разрушение КПСС и советского государства. И добавил: как мог такой многоопытный и принципиальный партийный деятель, как Лигачев пойти на этот роковой шаг. Ведь без него такой вопрос вряд ли Горбачев смог бы решить…
И здесь Георгий Петрович несколько приглушенным голосом сказал: «Егор Кузьмич тогда уже занимался не оргпартработой и кадрами, а идеологией или даже аграрными делами».
– Но ведь он оставался членом Политбюро. Да и вы, Георгий Петрович, возглавляли Отдел организационно-партийной работы и кадров и, кажется уже были секретарем ЦК и, видимо, знаете, как такое могло случиться.
– Как-то прошла эта акция мимо нашего отдела…
Не знаю, прав ли Г. П. Разумовский. В любом случае, Е. К. Лигачев и Г. П. Разумовский, будучи секретарями и членами Политбюро ЦК, являясь принципиальными людьми, не восстали против этого зловещего акта. Почему?
– Не смогу сейчас ничего сказать, – после некоторого раздумья ответил мне Г. П. Разумовский. – Прошло всё это тогда незаметно и безболезненно. Как-то Горбачеву удалось провернуть. Он умел проводить такие акции без лишних слов и объяснений. «Надо для дела, для перестройки», – так он объяснял подобные действия.
В конце той беседы я всё же сказал, что, отношусь с уважением к Егору Кузьмичу, как к убежденному и принципиальному коммунисту. Но не могу понять его позицию в этой преступной акции.
Я считаю, что он виноват и в избрании Горбачева Генеральным секретарем ЦК, и в возвышении Ельцина как политического деятеля.
Эти действия объективно способствовали тому, что вскоре произошло с партией и страной.
В конце той памятной нашей беседы с Георгием Петровичем мы пожелали друг другу здоровья и благополучия, а он мне еще и успешной работы над трилогией. На том и простились…
Бесспорно, Е. К. Лигачев в ответе и за избрание Горбачева генсеком, и за выдвижение Ельцина на работу в ЦК, избрание его первым секретарем Московского горкома КПСС и кандидатом в члены Политбюро. Этим он помог и тому и другому приобрести общепартийную известность, получить наилучшую возможность для антикоммунистической деятельности и сплочения вокруг себя антикоммунистов, противников социализма…
Не скажу, что все эти два десятилетия я ничего не знал об этом погроме ЦК.
Первую принципиальную оценку этой коварной, циничной акции Горбачева я услышал 5 октября 1992 года на заседании Конституционного Суда Российской Федерации из уст кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Владимира Ивановича Долгих, выступавшего на процессе в качестве свидетеля по делу о проверке конституционности ельцинских указов о приостановлении и прекращении деятельности КПСС и КП РСФСР и о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР.
Несколько слов о нем, основываясь на том, как он представился на заседании Конституционного суда: «…Родом я из Сибири. В семнадцать лет добровольно пошел на фронт, был тяжело ранен на фронте. В 1942 году вступил в партию, не из карьеризма, разумеется…
Двадцать три года после окончания института проработал в металлургии на всех заводских должностях, в том числе двенадцать лет на Крайнем Севере в качестве главного инженера и директора Норильского горнометаллургического комбината. Более трех лет был первым секретарем Красноярского крайкома партии. Кандидат технических наук.
С 1972 по 1988 год был секретарем ЦК, а с 1982 по 1988 – кандидатом в члены Политбюро ЦК…»
Теперь о его позиции, его понимании того погрома ЦК КПСС, который учинил Горбачев. Вот что свидетельствует В. И. Долгих:
«Необходимость в реформах давно назрела. Это понятно. Их надо было тщательно готовить и осмысленно, осторожно и согласованно осуществлять, не нарушая социалистического характера общественных отношений.
Однако все пошло по другому пути. Представляется очевидным, что в той непродуманности экспромта, непоследовательности группы Горбачева был свой зловещий план. Мы явно запоздали с реформированием самой партии, ее демократизации. Повинны в этом, прежде всего, идеологические работники во главе с ее вождями, которые, кстати, в большом числе оказались первыми перебежчиками в лагерь противников партии.
Мы повинны в том, что не распознали Горбачева в 1984–1985 гг. Мы повинны в том, что не нашли в себе мужества и принципиальности и допустили беспрецедентный в истории партии вывод в 1989 году из состава ЦК 115 ее членов. И хотя это проводилось под флагом очередного, я бы сказал, обмана партии, мы обязаны были видеть за этим обвальное начало разрушения партии…»
Тогда же, после выступления В. И. Долгих, представитель нашей коммунистической стороны, доктор юридических наук, известный ученый-политолог Борис Павлович Курашвили обратился к нему с вопросом: «Владимир Иванович, Вы сказали, что перестройка превращалась в перетряску и т. д. Скажите, пожалуйста, когда Вы лично и Ваше окружение почувствовали, что речь идет не об обновлении социализма, а об изменении общественного строя – в 1989 или 1990 году, или позже?»