Но дело не в этом. Надо вам сказать, почему на станции мы в этот день стояли, а не на позиции. Снарядов из тыла ждали: снарядов не было, чтоб в бой идти, вот какое дело!

 Вышвырнули мы белогвардейцев со станции, а они опять суются — с одной стороны, с другой... Артиллеристы мои прямо зубами скрежещут: ни одного снаряда, чтобы угостить налётчиков! Пустые пушки в башнях для острастки поворачивают.

 А белых всё больше! Всё смелее наседают.

 «Тра-та-та... тра-та-та...» Только и успевают отстреливаться мои пулемётчики. Жарко приходится. Держимся на одних пулемётах!

 Вдруг грохот позади поезда — и лёгкий сизый дымок над рельсами... Взрыв! Тьфу, как же это мы недоглядели за врагом? Вон они уже где — белогвардейские конники скачут, удирая, во весь опор.

 Пулемётчики дали по ним очередь, но поздно: те уже скрылись в лесу.

 — Спокойно, — говорю, — товарищи, спокойно. Путь отрезан, но мы сейчас починим. Нам ведь это не впервой!

 Успокаиваю бойцов, а сам вижу: мало что путь взорван; из лесу, что за спиной у нас, белые выкатывают пушки.

 Мы — в западне.

 Жутко подумать — сейчас начнут бить по бронепоезду! Если снаряды фугасные — броня не выдержит.

 Одна у меня мысль: только бы успеть путь починить — выбрались бы из западни!

 Уже к месту взрыва сползал разведчик, докладывает:

 — А они, товарищ командир, только с одного боку путь испортили. Второпях-то. Всего один рельс и сменить — живо управимся!

 Добрая весть ободрила бойцов.

 Сами, не дожидаясь команды, сбросили рельс с грузовой площадки, которая всегда прицеплена к бронепоезду. Поднимаем рельс с земли — штука тяжёлая, толпой взялись. В полный рост и зашагали... А белые тут и грохнули из пушек. Вот они чего ждали: чтоб люди из бронепоезда показались!

 Пошло нас семеро, а в вагон вернулось трое. Четверых на руках принесли.

 Пулемётчики кинулись к пулемётам: «Держись, бандиты!»

 Постреляли немного — и всё: в лентах патроны кончились.

 Помрачнели бойцы. Головы повесили.

 — Эй, белогвардейцы, — закричал кто-то через люк наружу, — бей фугасными, кончай бронепоезд! Твоя взяла!

 Я приказал закрыть люки.

 — Это что ещё за крики? — говорю. — Уже и паника? Как не стыдно! Дела наши, конечно, плохи. Снаряды, патроны кончились, бой вести нечем. И уйти не дают... Чего же он ждёт, белогвардеец, почему не расстреливает бронепоезд? А? Как вы думаете? Ведь пушки нацелены.

 Бойцы стали высказывать разные догадки.

 — Нет, — говорю, — товарищи, всё это не то. Заметили: по людям нашим стреляет, а по броне — нет... Ну? Да ясно же: белогвардеец задумал взять наш бронепоезд целеньким!

 Бойцы оцепенели.

 — Тогда остаётся... взорвать бронепоезд.

 Я не согласился.

 — А разве, — говорю, — мы всё испробовали, чтобы вырваться из ловушки? Белые не стреляют — это же нам на руку! Попытаемся ещё раз и ещё раз чинить путь. Тут главное — в полный рост не показываться. Двинуться бы с рельсом ползком — и белогвардеец нас не заметит!

 Бойцы ожили.

 Я уже толкнул бронированную дверцу, чтобы вновь выйти из вагона, как вдруг голос за спиной:

 — Обождите, товарищ командир. Зазря погибнете!

 Это остановил меня Паша Сироткин.

 — Обождите, — сказал опять Паша да и выпрыгнул в дверцу.

 Я за ним.

 Только мы выскочили — бах! бумм!.. — грохнули белогвардейские пушки.

 Но мы с Пашей кубарем в канаву — и притаились.

 Я шепчу:

 — Паша, ты куда?

 А он знай ползёт вдоль канавы.

 Подполз к паровозу.

 — Машинист! — кричит. — Какие у тебя дрова?

 Машинист даже не сразу ответил. Этакую глупость человек спрашивает! Но потом заговорил из своей бронированной будки. Сердито, с насмешкой.

 — Осина, — говорит, — берёза, есть сосна... А тебе не всё равно?

 Паша опять:

 — А может, дубовые полешки есть? Поищи, товарищ, дубовых полешек, пожалуйста.

 Вздохнул машинист и загремел на паровозе дровами.

 Одно дубовое полено выбросил в канаву, другое... Паша так и прижал их к себе.

 Ещё полено шлёпнулось в канаву, ещё... Накидал машинист двенадцать дубовых поленьев.

 — Хватит, — сказал Паша и тихонько засмеялся.

 Потом пополз дальше с поленьями.

 Я за ним. Тащу остальные поленья.

 — Паша, — говорю, — да что ты такое задумал?

 Паша своё:

 — Обождите.

 Подползли к испорченному рельсу.

 Гляжу: Паша поленья накладывает — рядком, рядком в то самое место, где куска рельса нет.

 И ловко так действует — головы не поднимает! Так что ни одна белогвардейская пчёлка ни его, ни меня не ужалила...