Тётя Глаша села и сразу забылась.

 Очнулась она от шума подъехавшей машины и громких голосов.

 Глядит — в кабине, рядом с шофёром — Ванюшка. Да какой важный, даже с места вставать не хочет!

 А выскочивший из машины санитар в белом халате уже засуетился возле Глаши.

 Он освободил её от тяжелой почтовой сумки, бережно взял под руку и стал усаживать в машину.

 — Ай-яй, — говорит, — тётя Глаша, уж не болеть ли вздумали? Нет, нельзя почтальону болеть. Кто же тогда солдату весточку принесёт?

 Глаша через силу улыбнулась.

 — А как Кулеш? — спросила она.

 — Ожил. От письма совсем ожил! Всех в гости требует! Садись и ты, дедушка, подвезём. В чайник тебе кипяточку нальём!

 И санитарная машина, вздымая снежную пыль, помчалась к госпиталю.

Стоит Дуня у станка. Работает, а слёзы кап да кап.

 Подошли подружки:

 — Что с тобой, Дуняша? Станок разладился?

 — Нет, — отвечает, — станком довольна. Прядёт, ниточку не порвёт.

 — Может, с непривычки руки болят?

 — Нет, — отвечает, — размялись руки. Уже план перевыполняю.

 — Дунька, так тебе петь да радоваться! А у тебя глаза красные. Признавайся, почему плачешь?

 А был большой праздник. Страна отмечала День Победы. Всюду флаги, цветы, счастливые лица людей.

 Тут и всплакнула Дуня над своим одиночеством.

Призналась подружкам, что одна она на всём свете.

 — Папа, — говорит, — и мама погибли, защищая от фашистов Ленинград. А меня с маленьким братом разлучили...

 Подружки в один голос:

 — Как так разлучили? Кто посмел обидеть сирот?

 А дело было вот как. Пришёл в Ленинград приказ — всех ребятишек вывезти в тыл.

 Дуняша помнит себя в вагоне поезда.

Вдруг грохот, всё опрокинулось, полетело кувырком...

 Кричат:

 «Воздушный налёт! В паровоз попала фашистская бомба!»

Перепуганную девочку увели с места крушения за руку.

 А Серёжа, хотя он и постарше сестрёнки, идти не смог. Его унесли раненого.

 Подружки посовещались и говорят:

 — Напиши брату. Сегодня же. Где он живёт?

 — Нет у меня брата...

 А подружки:

 — Откуда ты знаешь? Может, его спасли. Срочно напиши в Ленинград!

 Дуня как разревётся:

 — Оставьте меня, оставьте! Я самая несчастная на свете. Даже не помню, какая у нашей семьи фамилия...

 Подружки — в изумлении:

 — Забыла свою фамилию?.. Да уж не больна ли ты? Ну, повторяй за нами: «Смородина, моя фамилия — Смородина...»

 Дуня печально усмехнулась:

 — Вы, девушки, меня не поняли. Да, я Смородина. Только фамилия-то моя придумана.

 И Дуня рассказала, что после крушения поезда её, совсем крошечную девочку, привезли на Урал и поместили в детский дом.

 А при детдоме был ягодный сад. И однажды Дуня, спрятавшись под кустом, объелась смородины...

 Всю ночь корчилась от боли. Всю ночь ставили ей грелки на живот.

 После этого ребятишки давай дразниться:

 «Дуня Смородина! Объедалка! Кислая смородина!»

 А заведующая детдомом подошла и говорит:

 — Ну вот, девочка, ты себе под кустом и фамилию нашла. Так и запишем в документы: Евдокия Смородина.

 Выслушали подружки Дунин рассказ, покачали головами.

 — Значит, брат у тебя не Смородин. Ясно. Серёжа с неизвестной фамилией... Плохо, милочка, твоё дело! Не найти тебе брата.

 Дуня сердито отвернулась.

 — Уходите, — говорит, — оставьте меня!

 Опять стоит у станка, работает. Тонкую нитку прядёт.

 А слёзы кап да кап...

 Когда прогудел на фабрике гудок и окончилась работа, девушки уединились в Красном уголке.

 Сочинили письмо. А на конверте написали:

ГОРОД ЛЕНИНГРАД.

Самому лучшему ленинградскому почтальону.

 И обратный адрес.

 — Катя Глазкова! — позвал в Ленинграде начальник почты. — Вот получено для тебя письмо. С Урала.

 Катя удивилась. На Урале у неё ни родных, ни знакомых.

 А начальник:

 — Всё равно, — говорит, — это письмо тебе. Ты у нас на Доске почёта, ты лучший в Ленинграде почтальон.

 Катя распечатала письмо, прочитала и рассмеялась: