Цзунь-ли-ямынь проявляет характер

«На первом же заседании в Цзун-ли-ямыне, состоявшемся 28 ноября 1898 года, китайские министры энергично воспротивились предъявленному к ним требованию. Они доказывали, что острова Миао-Дао принадлежат к Шаньдунскому полуострову, что поднятый нами вопрос не имеет ничего общего с разграничением и защитой Ляодуна, но означает собой простой захват входа в Печилийский залив. В конце концов они согласились только на то, чтобы в протокол разграничительной комиссии было бы внесено обязательство Китая не уступать островов Миао-Дао ни одной из других держав.

На следующем заседании 3 декабря министры вновь говорили об этом обязательстве, 13 декабря согласились включить в пределы арендованной нами области все острова на востоке и некоторые на западе от Ляодуна, наконец, в двадцатых числах этого же месяца настояли на своем: острова Миао-Дао не были включены в состав арендуемой нами территории и остались за Китаем, но с обязательствами для него не уступать их ни одной из других держав, не открывать здесь гавани для внешней торговли и не давать на Миао-Дао никому никаких торгово-промышленных концессий».

Уступки пагубны на Востоке

«Весь эпизод с этими островами, в связи с уступкой, сделанной китайцам в вопросе о Цзинь-чжоу, мог только лишний раз подтвердить Китаю всю правильность его упорства и “пассивного” сопротивления нашим требованиям.

Первоначальное занятие нами Миао-Дао постепенно свелось к очищению этих островов, затем к переговорам об их присоединении или, по крайней мере, о разграничении их между нами и Китаем, наконец, к окончательному оставлению их за прежним владельцем на условиях, которые тот, судя по примеру Киао-чау и Вей-хай-вея, едва ли был даже в силах выполнить».

Адмирала еще раз подставили

Начальнику нашей Тихоокеанской эскадры пришлось отбирать назад розданные им населению прокламации, часть которых успела, однако, попасть в руки иностранных представителей и Пекинского правительства.

Таким образом, несмотря на всю кратковременность пребывания русского десанта на Миао-Дао, самый факт высадки, затем присоединения этих островов к нашей территории и, наконец, быстрого ухода назад, не укрылся от китайских министров, ни от наших врагов в Пекине. Все это в свою очередь могло только вредить нашему обаянию и уменьшать силу нашего влияния на центральное правительство Поднебесной империи.

Проявленная же нашим Министерством Иностранных Дел требовательность, быстро замененная потом крупными уступками, явилась плохим приемом в сношениях с Китаем, который совершенно разумно объяснял нашу уступчивость не миролюбием, а простой слабостью{195}.

Во время войны 1904-1905 годов Япония воспользовалась островами Миао-Дао для устройства летучей базы у берегов Квантуна. Этим она весьма облегчила своему флоту владение прибрежными водами Ляодунского полуострова и затруднила нашей эскадре связь отрезанного Порт-Артура с Печилийским заливом и Владивостоком.

Вот при таких обстоятельствах произошло занятие Россией Квантунского полуострова. Министерство Иностранных Дел — а ведь действительно иностранных! — никак не русских! — пренебрегая компетентным мнением адмиралов, настояло на своем, и Россия подняла свой флаг в Порт-Артуре{196}.

В лице Японии мы приобрели при этом врага, оскорбленного «русским коварством». Судите сами. Вчера выгнать Японию из честно завоеванного Порт-Артура под предлогом защиты территориальной целостности Китая, а сегодня занять его самим. Идеальный мотив для военной пропаганды. Японские солдаты, высаживаясь весной 1904 года у Порт-Артура, целовали землю и говорили: «Это наша японская, политая японской кровью земля. Мы пришли взять свое».

Не будем говорить про справедливость этих чувств, но то, что они могли легко возникнуть или еще легче быть раздуты, было очевидно сразу.

И самым разумным при этом малоразумном нашем шаге было, как советовал адмирал Дубасов, вести несмотря ни на что политику окончательного вовлечения Кореи в той или иной форме в русскую орбиту. Не боясь, а может быть, даже провоцируя Японию на столкновение. Выше было показано, что в конце 1897 — начале 1898 года эта задача была нам вполне посильна. Возможно, кстати, что никакого столкновения не было бы вообще.

Во-первых, владея Кореей, мы однозначно выигрывали войну при любых раскладах.

Во-вторых, в Токио тогда были сильны позиции тех, кто совершенно верно считал естественным направлением японского расширения тихоокеанские просторы. Недаром страшено опасавшиеся такого развития событий американцы немедленно затеяли в том же 1898 году войну с ни в чем перед ними не виноватой Испанией. Пожертвовав даже своим броненосцем «Мэн», взорванным американскими спецслужбами на рейде Гаваны, что и послужило формальным предлогом к американо-испанской войне, почему-то называемой испано-американской [196] . Так же как в случае агрессии Японии против России война была названа русско-японской.