Ни в какой отдел они в конечном итоге, разумеется, не поехали. А прошли аккурат в одну из двух комнат Смирнова. Где спустя полчаса вовсю и весьма душевно общались под водочку, закусывая ее горячей вареной картошкой и длинными стрелками зеленого лука. Они обсуждали текущую политическую ситуацию, перспективы вступления России в ВТО, шансы Владимира Владимировича на переизбрание… Ну и, само собой, Сашу Трубникова.

Э-эх! Знать бы еще его подлинную фамилию!..

— Анатолий Степаныч, я так понимаю, Интернета у тебя не водится?

— Да ты чего, Дима?! Я даже не знаю, как он выглядит! Оно мне без надобности.

— Понятно. Значит, объявление о сдаче комнаты в газету подавали? Или постояльца через знакомых искали?

— Объявление. Бесплатное, — подтвердил Смирнов. — В эту… как ее?.. «Руки в руки».

— «Из рук в руки»?

— Во-во… У меня ведь две комнаты-то. Жену похоронил в прошлом году. Куда мне две? Да и денег, по правде, не хватает. Дай-ка, думаю, сдам. Если, конечно, нормальному человеку. Вот Сашок самый первый позвонил… То да се… На другой день, ближе к вечеру, подъехал, посмотрел. Ему всё понравилось. А чего? Комната отдельная…

— Комнату официально сдавал? Или?..

— Хм…

— Да ты не думай ничего такого, Анатоль Степаныч! Я же не в части налоговых претензий, а к тому, что сейчас вроде как надо согласие соседей спрашивать.

— Да какие там, в жопу, соседи! — нахмурился «за наболевшее» Смирнов. — Штейнеры года два как к детям в Израиль укатили. Ихнюю комнату Шестаковы приватизировали. А мне, между прочим, ни копеечки с того не забашляли. Так что пусть сидят и не чирикают. Согласие еще спрашивать.

«Вот они, старые базы. Никаких Штейнеров уже давно и в помине нет, — автоматически среагировал на поведанное Петрухин. — А сколько там еще подобных несоответствий?.. М-да, вот чем хороша была служба в милиции? Да тем, что в твоем распоряжении всегда имелась исключительно актуальная, регулярно обновляемая официальная информация!»

— Ясно. А за какой срок вы взяли с постояльца деньги?

— Ну я-то хотел за три месяца сразу, но он сказал, что извини, мол, отец, сейчас с деньгами напряженка. За два месяца сойдемся? Ладно, говорю, Сашок, давай…

— А фамилия у этого Сашка есть?

Хозяин посмотрел на Дмитрия с легким сожалением, словно бы на идиота, и совершенно резонно ответил:

— Есть, конечно… Не бывает человек без фамилии.

— И какая же?

— Э-э… забыл я, — развел руками Смирнов и изобразил на лице столь искренне-виноватую улыбку, что сразу сделалось понятно: не врет, Анатолий Степанович, и в самом деле — не в курсе.

— Ну как же так, Анатоль Степаныч? Вы в паспорт-то к нему хоть заглядывали? Может, хотя бы отчество? Год рождения?

— Заглядывать-то заглядывал. Показывал он мне паспорт. Да вот забыл я… Память уже худая… Это всё она, проклятая, — Степанов сердито покосился на бутылку, а затем абсолютно нелогично плеснул себе еще. — Ну, давай за память!

— А много вещей было у вашего постояльца? — нетерпеливо спросил Петрухин, пропуская тост.

— Какое там! Одна сумка. Большая, правда. С ремнем, чтобы на плече носить.

— А как он одет был?

— Да как все сейчас: куртка черная кожаная, шапочка вязаная, тоже черная. Штаны. Джинсы. Синие вроде.

— А длинное черное пальто у него было?

— Не. Не было… Вернее, он его потом уже купил. Вот как раз в тот день, как съезжал, да — был в пальто. Выходил утром из дома — ко мне заглянул: как, говорит, моя обновка? Не морщит? Нормально сидит? А чего ж, говорю? Нормально… Он и ушел.

— Понятно, пальтецо у Саши не топорщилось… — вслух задумался Петрухин. — Ну а вообще: что за человек этот Саша? Откуда объявился?

— Приезжий. С Вологды… Сказал, что хочет в Питере работу найти.

— Нашел?

— Вроде бы.

— А какую именно? О чем вы вообще с ним говорили? Может, сиживали вместе вечерами? Как мы сейчас?

— Дык о чем говорили? Да он из молчунов, особо с ним не поговоришь: здрасте — до свиданья. Выпивать тоже не выпивали. Я его и с запахом-то не припомню. Некурящий. Резинку жевал все время. А чего в ней хорошего?

— То есть, чем конкретно он здесь занимался, вы тоже сказать не можете?

— Хрен его знает, чем он занимался. Уйдет из дому часов в десять или в двенадцать — и нет его весь день… А вообще — я в чужую жизнь нос не сую… Если бы, конечно, под это дело — оно еще куда ни шло. А так…

— Экий вы, Анатолий Степаныч, нелюбопытный человек, — вздохнул Петрухин. — А с деньгами, значит, у него было не особо?

— Сперва не особо. А потом, я ж говорю, заработок он, похоже, нашел… Бутылку заморскую, дорогую на День космонавтики подогнал… Пальто вот, получается, купил… Мобилу…