В итоге, предложение было принято. Миссис Дженнингс искренне обрадовалась и клятвенно пообещала не спускать глаз и сдувать каждую пылинку с девиц Дэшвуд, чем успокоила их мать и обнадежила сэра Джона, который не сомневался, что появление двух свеженьких девушек в Лондонском обществе произведет настоящий фурор. Обрадовалась даже леди Миддлтон, для которой чувство радости было пограничным состоянием. Что же касается двух мисс Стилс, особенно Люси, то они были так счастливы, получив это известие, как не были счастливы еще никогда в жизни.

Элинор смирилась со своей участью, и иногда ей казалось совершенно безразличным, поедет она в Лондон или нет, но увидев радость матери и сестры, которые светились от счастья, она невольно поддавалась их настроению.

Радость Марианны была безграничной, и она считала дни до отъезда. Только приближающая разлука с матерью огорчала ее и, прощаясь, она не смогла сдержать слез. Элинор была единственной из трех, кто не считал, что предстоящее расставание чуть-чуть короче, чем вечность.

Они выехали в начале января, Миддлтоны последовали за ними через неделю, сестрички Стилс до последнего не покидали Бартон-Парк и уехали оттуда только вместе с хозяевами.

Едва оказавшись в одном экипаже, Элинор сразу почувствовала себя в гостях у миссис Дженнингс и в полной мере испытала на себе, что значит быть под материнской опекой общительной дамы преклонных годов. Насколько кратко было это знакомство, настолько же не совпадали их возраст и характеры! Еще несколько дней назад Элинор, как старшая сестра, изо всех сил сопротивлялась этой поездке. Но, несмотря на все «но» всё-таки оказалась в этой карете и теперь спешила в Лондон вместе с миссис Дженнингс и Марианной, полной волнительных предчувствий. Она не могла не заметить той искренней надежды, которая снова появилась в глазах сестры, и подумала, что ее собственные перспективы теперь блеклы и безнадежны; как бы она хотела сейчас оказаться на месте влюбленной Марианны, у которой еще не всё было потеряно. Она сгорала от нетерпения поскорее прибыть в Лондон и разыскать Уиллингби. Элинор тоже хотела еще раз взглянуть ему в глаза и, наконец, понять, что он за человек, пока Марианна снова не бросится к нему в объятья. Возможно, Элинор была несправедлива по отношению к нему, и Уиллингби действительно оказался в безвыходной ситуации, тогда она отбросит всякое сожаление и не станет мешать сестре стать счастливой.

Они ехали уже третий день, и Марианна не переставала ее удивлять своим образцовым поведением. Всю дорогу она тихо сидела у окна и задумчиво молчала, за исключением тех моментов, когда с ее стороны открывался живописный вид, тогда она не могла сдержать эмоций и обращалась к сестре. Пока Марианна мечтала, Элинор пришлось оказывать знаки внимания миссис Дженнингс за двоих: говорить с ней, смеяться вместе с ней, и слушать ее рассказы, а та, в свою очередь, отвечала сестрам искренней заботой в дальней дороге. Единственное, с чем она не могла согласиться, чтобы сестры Дэшвуд сами выбирали себе еду в придорожных ресторанчиках: удивляясь, почему они предпочитают лосося треске и отварную дичь котлетам из телятины. Они прибыли в Лондон в три часа ночи на исходе третьего дня своего путешествия и были счастливы снова оказаться на свободе после утомительной дороги в экипаже и с радостью расположились у камина в гостиной.

Особняк миссис Дженнингс удивил их роскошью и хорошим вкусом. Уставших барышень тут же проводили в просторную комнату наверху. Раньше здесь жила Шарлота, и над камином до сих пор красовался пейзаж, вышитый цветным шелком ее рукой, чтобы у всех гостей не оставалось сомнений, что семь лет в Лондоне она провела не зря.

Обед обещали подать через два часа после их приезда, и пока было время, Элинор решила написать письмо домой и присела за бюро, которое стояло у окна. Марианна последовала примеру сестры и взяла перо.

– Я уже пишу в Девоншир, Марианна, – сказала Элинор, – Может быть, ты отложишь свое письмо на день или два?

– Я и не собираюсь писать нашей матери, – ответила Марианна так жестко, что Элинор не стала больше ее расспрашивать не о чем. Она решила, что сестра, видимо, пишет Уиллингби, и еще раз убедилась в справедливости утверждения: на случай надейся, а сам не плошай. У нее не осталось никаких сомнений, что между Марианной и Уиллингби всё-таки есть какая-то договоренность о встрече и это обрадовало ее. Она быстро дописала письмо домой и следом за ней закончила своё письмо и Марианна, точнее, это была короткая записка, которую она торопливо завернула и скрепила печатью. Элинор успела разглядеть на конверте только заглавную букву «У», прочитать адрес она не смогла, так как Марианна быстро позвонила в колокольчик и вручила послание слуге, наказав, чтобы он заплатил за отправку два пенни. Теперь Элинор всё стало окончательно ясно. Отправив заветный конверт, Марианна порхала по комнате до самого ужина. А после отправилась снова к себе в художественную гостиную, постоянно прислушиваясь к каждому проезжавшему мимо экипажу.

Еще не успели подать чай после ужина, а Марианна уже пережила свое первое горькое разочарование в Лондоне. По счастливой случайности этого не заметила миссис Дженнингс, которая в этот момент поднялась в свою комнату разобрать дорожные сумки.

В гостиную принесли чай, когда за окном раздался шум подъехавшего экипажа, Марианна побледнела, резко поднялась и быстро направилась к двери. Элинор замерла, боясь вслух произнести имя долгожданного гостя раньше, чем он переступит порог гостиной. Ее сестра тем временем уже распахнула двери и сделала несколько шагов в коридор, прислушиваясь к разговору в холле и не в силах сдерживать свои чувства воскликнула:

– Это он, Элинор, это Уиллингби! – Она едва устояла на ногах от переполнявших ее чувств, но в комнату вместо Уиллингби вошел… полковник Брэндон.

Марианна замолчала на полуслове и, стараясь скрыть подступившие слезы, быстро вышла из комнаты. Элинор оторопела. Ей было неловко за сестру, которая удостоила давнего знакомого лишь кивком и мимолетным взглядом в пол оборота. Изумленный полковник постарался сделать вид, что ничего не произошло.

– Вашей сестре нездоровится? – спросил он.