– А ты разве ждешь письма? – спросила Элинор, которая не могла молча смотреть на безрассудное поведение сестры.

– Да, я жду записку.

– Ты мне больше не доверяешь, Марианна? – добавила Элинор после короткой паузы.

– Нет, Элинор, по себе других не судят – это ты никому не доверяешь!

– Я? – переспросила Элинор, с некоторым смущением, – право, Марианна, я даже не знаю, что тебе на это сказать.

– И мне тоже не о чем с тобой говорить, – резко ответила Марианна, – видишь, как мы похожи, сестра? Нам теперь нечего сказать друг другу. Тебе – потому, что ты общительна, а мне – потому, что теперь уже нечего скрывать.

Элинор, потрясенная этим справедливым упреком сестры, растерялась, не зная, что сказать в ответ и как теперь вернуть ее расположение.

Но тут в гостиную вошла миссис Дженнингс и прочитала вслух записку, переданную лакеем. Леди Миддлтон сообщала о приезде в Лондон. Они прибыли к себе на Кондуит-стрит накануне ночью и хотели сами навестить миссис Дженнингс и кузин на следующий день, но не смогли: сэр Джон был очень занят, а сама леди сильно простудилась в дороге. Так что теперь супруги Миддлтон приглашали мать и барышень к себе на Беркли-стрит. Приглашение было принято.

Правда, Элинор пришлось снова уговаривать Марианну поехать с ними, она долго сопротивлялась, боясь, что Уиллингби снова не застанет их дома, а Элинор, наоборот, боялась именно того, что Уиллингби застанет дома одну Марианну, и последствия такой встречи никто не мог предсказать.

Зато сэр Джон оказался вполне предсказуемым. Когда вечер подходил к концу, Элинор окончательно убедилась, что столичный дух совершенно не повлиял на его характер. Он уже успел собрать вокруг себя свою постоянную компанию из двадцати молодых людей и устроил бал. Леди Миддлтон этого не одобряла, хотя не имела ничего против танцев, но в Лондоне, где репутация была превыше всего, устраивать подобные вечеринки было слишком рискованно, тем более только ради того, чтобы порадовать двух новых провинциальных девушек и вывести их в свет. Однако леди Миддлтон закрыла глаза на то, что в это вечер у них будут всего восемь или девять пар, две скрипки и только легкий фуршет.

Палмеры тоже были здесь, они чинно беседовали с сэром Джоном, с которым не общались с момента своего отъезда из Девоншира. Суровый мистер Палмер, который избегал внимания своей тещи и поэтому всегда соблюдал дистанцию, сделал вид, что не заметил, как она вошла в зал в сопровождении сестер Дэшвуд. Он вскользь посмотрел на них, как бы не понимая, кто они такие, и затем едва поклонился миссис Дженнингс из другого конца зала. Марианна, как только они вошли, быстро оглядела зал, и убедилась, что Уиллингби здесь нет. Расстроенная она присела на стул и почти не танцевала. Прошло около часа, прежде чем, к сестрам смогли подойти хозяева. Мистер и миссис Палмер сделали вид, что удивлены этой неожиданной встречей в Лондоне, хотя Элинор знала, что полковник Брэндон первым делом сообщил сэру Джону об их приезде. Но это не помешало сэру Миддлтону наговорить глупостей.

– Я думал, что вы обе сейчас в Девоншире – сказал он, поздоровавшись.

– Разве? – ответила Элинор.

– А когда же вы поедите обратно? – спросил сэр Джон.

– Не знаю, – сказала Элинор, и на этом их взаимный интерес был исчерпан, а бал подходил к концу.

Это был первый бал в жизни Марианны, на котором она не хотела танцевать и невероятно устала. Она хандрила всю дорогу и, даже когда они вернулись на Беркели-Стрит, жаловалась на недомогание.

– Ой-ой-ой, – притворно сокрушалась миссис Дженнингс, – Мы знаем причину всего этого очень хорошо! Если б известная всем персона, имя которой мы не называем, была бы здесь, то всю усталость как рукой бы сняло. И, сказать по правде, это не очень хорошо с его стороны, не назначить вам свидание, когда он сам был приглашен на этот бал.

– Приглашен? – воскликнула Марианна.

– Во всяком случае, так сказала мне моя дочка, та, что Миддлтон. Сэр Джон пригласил его, когда встретил, кажется, где-то на улице сегодня днем.

Несчастная Марианна замолчала и опустила глаза. Элинор решила, что медлить в такой ситуации опасно и на следующее утро сразу после завтрака села за письмо матери, чтобы поставить ее в известность и попытаться, наконец, повлиять на двусмысленную ситуацию вокруг Марианны. Марианна тем временем тоже написала очередное послание, но не домой, а Уиллингби, в этом Элинор уже не сомневалась. Она писала матери, как верной подруге, подробно рассказывая о том, что происходило с ними в Лондоне в эти дни, о своих подозрениях и попытках прояснить ситуацию с Уиллингби. В эти минуты ей никто не мешал. Миссис Дженнингс уехала по своим делам, Марианна, измученная подозрениями, молча расхаживала по комнате от одного окна к другому.

Едва Элинор отложила перо и запечатала письмо, как в гостиную вошел нежданный гость – полковник Брэндон. Марианна, которая увидела его в окно, тут же вышла из комнаты. Он выглядел еще более мрачным, чем обычно и, кажется, был рад, застав старшую мисс Дэшвуд наедине. Он сел рядом с ней, ни говоря ни слова, но Элинор показалось, что он хочет сказать ей что-то важное, но никак не решается. Поэтому она начала разговор первой, объяснив, что Марианна так поспешно вышла из гостиной, потому что у нее возникли неотложные дела.