— Откуда у Сэгавы-куна такие мысли? — вздохнув, заметил инспектор.

— По-видимому, по нынешним временам мы немного отстали. Но новое — это не обязательно всегда хорошее, не так ли? — сострил директор и засмеялся. — Однако из-за таких настроений Сэгавы-куна и Цутии-куна мне временами приходится очень трудно. Если преподавание ведётся в школе не по единой системе и вообще есть инакомыслящие, дело на лад не пойдёт. Если бы вы разрешили назначить Кацуно-куна старшим учителем, мне было бы гораздо спокойнее…

— Если ты так недоволен, то ведь всегда можно найти способ… — Инспектор многозначительно взглянул на директора.

— Какой?

— Ну, скажем, перевести в другую школу… Тогда на его место ты можешь назначить того, кто тебе по душе.

— Это, конечно, верно… но если для перевода нет подходящего повода, тогда так поступать не совсем удобно… К тому же ученики любят Сэгаву-куна.

— Да-a, безупречному работнику не скажешь — уходи! К тому же неприятно, если создастся впечатление, что всё это подстроено. Я вовсе не хочу хвалить племянника, но думаю, что он бы подошёл тебе, как никто другой. Не стану говорить — лучше или хуже он Сэгавы-куна. А чем, собственно, хорош этот Сэгава-кун? Отчего вообще ученикам нравятся такие учителя? Не понимаю. Высмеивает то, чем другие гордятся, — что же в таком случае он ценит?

— Мне кажется, ему по душе идеи такого рода, как у этого Иноко Рэнтаро.

— Иноко Рэнтаро? Этого «синхэймина»?! — Инспектор брезгливо поморщился.

— Да, — сокрушённо вздохнув, подтвердил директор. — Жутко подумать, что писания таких субъектов, как этот Иноко, попадают в руки молодёжи. Нехорошо, нехорошо. Всё эти теперешние новые книги — источник заблуждений для юношества. Из-за них-то и появляются нравственные калеки да полусумасшедшие. Да, да… нам никак не понять, чем живёт теперешняя молодёжь…

Послышался стук в дверь. Собеседники умолкли. Стук повторился.

— Войдите! — сказал директор и встал, чтобы открыть дверь. Он думал, что пришёл посыльный из городской управы, но, увидев в дверях одного из учителей, а за его спиной Усимацу Сэгаву, невольно переглянулся с инспектором.

— Господин директор, вы не заняты? — спросил Усимацу.

Директор слегка улыбнулся.

— Нет, ничего… просто беседовали.

— Кадзаме-сану необходимо повидать господина инспектора. Он хочет обратиться к нему лично с просьбой, — сказал Усимацу, слегка подталкивая вперёд учителя, с которым пришёл.

Кадзама Кэйносин — старый, отслуживший свой срок школьный учитель. Усимацу, Гинноскэ и другим молодым учителям он мог бы по возрасту быть дедом. В своём чёрном хаори с вытканными на нём гербами, накинутом поверх грязного кимоно, и в грубых парусиновых хакама, старый Кадзама сделал несколько неуверенных шагов к инспектору. Опустившиеся люди робки: стоило инспектору холодно взглянуть на него, как старый учитель весь съёжился, поник и не мог произнести ни слова.

— Слушаю вас. У вас ко мне дело? Да говорите же вы! — понукал его инспектор, принимая всё более неприступный вид. Старик продолжал молчать. Инспектор в нетерпении стал посматривать на часы, постукивать каблуком об пол.

— Так в чём же дело? Коль скоро вы молчите, я ничего не могу понять!.. — нетерпеливо сказал он и поднялся со стула.

Кэйносин, окончательно смутившись, пролепетал:

— Вот… я хотел обратиться к вам с просьбой…

— Ну…

В комнате опять воцарилась тишина, длившаяся несколько минут. Глядя на понурого, дрожащего всем телом Кэйносина, Усимацу невольно почувствовал к нему жалость.

— Я занят и тороплюсь, — раздражённо бросил инспектор. — Если вам нужно что-нибудь сказать мне, говорите поскорей.

Усимацу не выдержал.

— Кадзама-сан, не надо так волноваться! Вы, кажется, хотели сказать господину инспектору о тяжких последствиях вашего ухода со службы. Разрешите мне спросить вас, — обратился он к инспектору. — Разве Кадзаме-сану не полагается пенсия?

— Разумеется, нет, — холодно произнёс инспектор. — Посмотрите Устав начальных школ.

— Устав уставом…

— А разве можно действовать вопреки Уставу? Уволиться по состоянию здоровья или по старости может каждый, — этого никто не запрещает, но право на получение пенсии распространяется только на лиц, прослуживших полных пятнадцать лет. А у Кадзамы-сана всего четырнадцать с половиной…

— Это так, но разве вы не могли бы помочь старому учителю. Ведь речь идёт о каких-то шести месяцах…

— Да, но если следовать вашему совету, то послаблениям не будет конца. Кадзама-сан твердит: «семейное положение, семейное положение». А у кого нет «семейного положения»? Нет, уж примиритесь с тем, что пенсии не будет, и успокойте Кадзаму-сана. Ему нужно отдохнуть…

Поняв, что дальше вести разговор бесполезно, Усимацу бросил полный сочувствия взгляд на старого Кэйносина и шепнул ему: