— Ой, добре! — то и дело слышалось в раскаленной атмосфере. Это напомнило Полякову, как они блаженствовали в посольской сауне в Кабуле перед тайной операцией по ликвидации колонны грузовиков, доставлявших при содействии ЦРУ оружие и боеприпасы моджахедам около Салангского перевала.

Марченко делал ставку на это воспоминание об их десятилетней давности братстве. Он слегка похлестал веником по спине Полякова, чтобы заиграла кровь. Как во время оргазма, мужики вокруг фыркали, стонали и визжали, а их тела раскалялись от необычайно высокой и опасной жары. С медицинской точки зрения воздействие процедуры было сомнительным. Но удовольствие, получаемое от бани, бесспорным.

Марченко глотал воздух.

— Давай присядем.

Они опустились на деревянную скамью в дальнем темном углу второго яруса.

Поляков ждал, когда Марченко заговорит о главном. Но генерал был пока настроен на иное.

— Помнишь, как ты, я и Сулесский продумывали «крышу» [12] для его задания в Варшаве? Ты склонялся к попытке устроить покушение на Ярузельского, [13] и Сулесский получил санкцию — только потому, что у него были польское имя и воспитание.

Парилка гудела, никто их не мог слышать, место удачное.

Поляков все еще сидел молча, наблюдая, как два голых человека в лыжных шапочках и кожаных перчатках выплескивали воду в печь четырехметровой высоты. Камни шипели и брызгались, клубы пара вырывались из печи, обволакивая Полякова, который решил наконец заговорить.

— Кончай эту хреномудрию, Виктор Петрович. Скажи: зачем ты пригласил меня? Ты ведь никогда не делал этого просто так — только ради целей, связанных с КГБ.

Генерал подобрал веник и начал хлестать себя по спине. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями.

— Каковы твои планы теперь, Олег Иванович?

Поляков запыхтел.

— Ты выгнал меня, Виктор Петрович, так что ты и скажи. Возможно, кончу тем, что возьмусь продавать на улицах порнографию, чтобы как-то прожить. В новой обстановке свободного предпринимательства и бандитизма я мог бы даже предложить свои услуги ЦРУ, — пошутил он.

— Ленгли больше не заботит КГБ. Перебежчики и разочарованные кагэбэшники ценятся по два доллара в день. В любом случае, Олег Иванович, мы знаем, что ЦРУ и эм-пятнадцать столь же запутались относительно статуса московского Центра, как и мы сами. О многих друзьях могу сказать, что в сердце мы принадлежим КГБ. Какое бы название нам ни придумывали, мы остаемся верными офицерами той организации, где нас учили и в которую мы верим.

Похлеставшись веником, Марченко облил водой свое стареющее тело. Поляков готов был слушать, поскольку генерал говорил по существу.

— КГБ расчленили на отдельные части, Олег Иванович. Остались ошметки плохого мяса, годного лишь для собак. И мы не видим конца этому беспределу. Делегации проклятых парламентских деятелей-демократов без конца теребят нас, так что верные нам товарищи вынуждены уничтожать досье, касающиеся коррупции и самых темных дел нашей организации, пока эти доброхоты не добрались до них.

Поляков недоумевал, о чем это распространялся Марченко. Состав КГБ сейчас вдвое больше, чем прежде, там установились законы более жесткие, чем раньше.

Плюнув на кафельный пол, Марченко произнес с горячностью:

— Мы все должны бороться, чтобы сохранять репутацию лучших чекистов, которые принесли славу органам, Олег Иванович. Но становится все труднее. Разброд в стране приведет к переменам в нашей организации, и довольно скоро. — Казалось, Марченко что-то задумал. — Но еще посмотрим… — бормотал он. — Посмотрим…

Наша организация? Почему он говорил так, будто Олег Иванович все еще состоял в КГБ? Голые парни в лыжных шапочках выливали новые шайки воды на раскаленные докрасна камни, а люди мычали и стонали, будто находились в борделе.

— От былой славы КГБ осталась лишь тень, — продолжал Марченко. — Прошли те дни, когда сверхдержавы гонялись за мыльными пузырями и шпионы делали карьеру, подобно Джеймсу Хесусу Англетону из ЦРУ, а Ле Карре и Дейтон становились богатейшими детективщиками на Западе. Сейчас Центр сам передает в США секретнейшие сведения о том, как он опутал «кучками» американское посольство в Москве. Что дальше?.. И когда? Кого это еще трогает? Новые политиканы не заботятся об интересах безопасности страны. Организаторы путча думали, будто достаточно возвестить о том, что они захватили власть, и народ их поддержит. Но Крючков ошибался, когда встал во главе заговорщиков. Он опозорил звание чекиста. В один лишь день августа он разрушил великие идеалы, за которые и ты и я боролись и работали как верные коммунисты.

Продолжай, продолжай! Полякову уже надоело слушать, как бывший начальник нес чепуху и излагал дурацкие соображения о причинах, по которым КГБ потерял славу. Олег Иванович пришел в Сандуны вовсе не для того, чтобы слушать о том, что ему и так известно и ради чего он работал. Но, кажется, генерал не заметил его раздражения.

— Провал августовского заговора был звездным часом для Горбачева. Вспомни, как мы все тогда, шесть лет назад, его ненавидели. Но теперь мы знаем — он, по крайней мере, пытался спасти коммунистическую партию. Даже тогда, когда он возвратился после домашнего ареста в Крыму, он обещал партию реформировать. Об этом свидетельствует и такая мелочь, как куклы-матрешки на улицах. Сперва самой большой куклой был Горбачев. Теперь ею стал Ельцин. Один диктатор, желавший сохранить то, что нам дорого, уступил место другому, тот хочет теперь разрушить все наше под лозунгами демократии.