— Ты имеешь в виду женщину Полякова? Повтори ее имя.

— Наташа Трофименко.

— Я помню ее. И какие инструкции дал ей Зорин? — важно спросил Раджабов.

— Убить Марченко.

Он слышал хихиканье Раджабова — смешок маньяка, знакомый на протяжении тех двадцати лет, что Азимов работал на узбекского лоха.

У Раджабова не оставалось сомнений в лояльности Зорина.

Было четыре часа утра. Перегруженный «КамАЗ» и бронетранспортер грохотали по пустым пригородным улицам восточной части Москвы. Машины миновали обычные очереди бабушек и пенсионеров около продовольственных магазинов на гнетущем предрассветном холоде; сгорбленные фигуры рабочих, мерзнущих и матерящихся в ожидании троллейбусов, автобусов, трамваев — надвигалась утренняя смена. Остальная Москва еще спала в мрачном освещении тусклых уличных фонарей. Никто не проявил интереса к короткой, наполовину военной колонне. Даже дорожная милиция мирно похрапывала в своих будках и не заметила бронетранспортера на улицах российской столицы так близко от Кремля.

Внутри похищенного им БТР Барсук еще пребывал в возбуждении от того, что снова командует такой машиной. Водитель «КамАЗа» рядышком боролся со сном и ехал строго по прямой, не объезжая наледи и рытвины. Тем временем Поляков, оставив надежду одолеть дремоту, устроился, обмякнув, на пассажирском сиденье, похрапывая и зажав «Калашников» между ног. Трое боевиков норовили покемарить, неудобно сгрудившись среди ящиков с оружием и боеприпасами в кузове.

— Куда теперь? — Грубый голос Миши прорвался сквозь глухой усыпляющий рокот мотора. Он вернул Полякова к реальности. Полковник протер глаза, зевнул и быстро пришел в себя, пытаясь определить, где они находились. «КамАЗ» остановился за три километра от Кремля у светофора на Ульяновской улице под пролетом эстакады, где дорога из Владимира пересекала внутреннее кольцевое шоссе. Поляков только сейчас осознал, что не узнал у Марченко, куда доставить оружие. Когда зажегся зеленый свет, Олег Иванович подтянул повыше воротник из искусственного меха, выпрыгнул из кабины, пробежал по льду и взобрался на колесо бронетранспортера, чтобы посоветоваться с Барсуком.

Тот сдвинул назад танковый шлем, но все равно Полякову пришлось кричать, чтобы пересилить шум мотора.

— Куда повезем груз, ты, мерзавец?

Барсук пожал плечами.

— Я думал, Марченко сказал вам. Теперь выпутывайтесь.

Только сейчас оба про себя оценили легкомысленность, даже глупость в планировании операции. Но вслух не признались в ошибке.

— Время двадцать минут пятого, чертовски холодно. Нельзя тревожить генерала в это время, — сказал Барсук.

— Но он главный начальник, и это его операция. Теперь оружие принадлежит ему. И ответственность вся на нем, — возражал Поляков, притопывая ногами и прихлопывая руками, пытаясь разогреться.

Оба они были воспитаны коммунистической системой, которая подавляла личность и требовала послушания. Те, кто находился на низшем уровне, должен был слушаться поднявшихся хотя бы ступенькой выше. Он должен был ожидать приказов и не выступать с инициативой.

Поляков шлепнул перчатками и перестал колебаться.

— Следуй за мной, — прокричал он. Он соскочил с БТР, поскользнулся на льду, но сохранил равновесие и залез в кабину. Шофер включил скорость. Барсук следовал за ним, бронетранспортер выпускал густые клубы выхлопного газа. Но не слишком привычное на московских улицах зрелище в такое раннее утро никого не занимало.

В полуразрушенных конюшнях и подсобных помещениях, прятавшихся среди деревьев на тыльной стороне московского ипподрома, кипела необычная для этого сурового зимнего времени активность. Из проржавевших труб поднимался дымок, мужские голоса пробивались сквозь растрескавшиеся стены и осыпавшуюся штукатурку. Но не было видно и следа лошадей или беговых колясок. Померкнувшее великолепие галерей и трибун, блиставших в царские времена, ушло в былое, сгорело в пожаре, но и отстроенные здания стояли опустевшие и мрачные. Девственный снежок покрывал поверхность овального бегового круга.

Для пятидесяти ребят в военной камуфляжной и повседневной форме ипподром стал временным домом. После прибытия два дня назад они выходили только на заре и в вечерние сумерки для упражнений и разминок и оставались невидимыми днем. Жители домов, окружающих «Бега», замечали идущий из труб дымок и видели подъезжающие иногда грузовики или джипы. Но никто не любопытствовал и не задавал вопросов.

Было пять. Первые проблески утреннего света стали появляться на плотных снежных облаках. «КамАЗ» и БТР свернули с двустороннего шоссе на Беговую улицу и затем в сторону от нарастающего уличного движения к молчаливым и тихим просторам заведения. Они проехали мимо главного здания. Центральная башня, обширная колоннада и декоративные статуи коней были обращены в сторону пустой автомобильной стоянки. Покружив мимо ржавеющих турникетов и беговой дорожки, затем по внешней стороне трека, проехав половину овала, они подкатили к отдельно стоящим помещениям конюшен.

Поляков выпрыгнул из машины и жестом велел Барсуку следовать за ним. Полковник знал дорогу вокруг трека. Лет тридцать назад он проводил здесь свободное время, помогая работникам и наездникам. Его брат был также фанатиком бегов и иногда приводил младшего сюда по вечерам, делал на него ставки, совсем мизерные: не свыше двух рублей. Не азартная надежда выиграть большую сумму приводила сюда парнишек. Влекла возможность уйти из тесной коммунальной квартиры, потолкаться среди веселых мужчин, полюбоваться скачущими во всю мочь лошадьми, вдохнуть их восхитительный запах…

Раскачивая высокую двустворчатую дверь, Поляков и Барсук сорвали цепь висячего замка. Затем проломили вторую, меньшую дверь, ведущую в просторную, в испанском стиле, конюшню, где обычно хранили сено и солому во время сезона. Сейчас здесь прогуливался ветер.

— Я хочу поставить БТР в гараж, — сказал Поляков и обратился к четверым боевикам: — И еще я хочу, чтобы оружие и припасы хранились в конюшне, пока любопытные глаза вон в тех квартирах не проявили нездорового интереса.

Всех вымотало за время долгой, трудной и опасной поездки во Владимир. Но они, сопротивляясь усталости и голоду, наскребли достаточно сил для выполнения еще одной задачи. К половине седьмого грузовик был пуст и БТР стоял в гараже, накрытый старым армейским брезентом. Отблески красноватой зари вспыхнули над сортировочной станцией Белорусского вокзала. Поляков прохаживался довольный собой и ребятами, похлопывая каждого по спине в виде поощрения.