Галкин закурил сигарету, освоившись, и пустил дым в окно, кому-то в трамвае помахал рукой. Отличная штука — директорский автомобиль. Будь Галкин на месте директора, он вместо работы объехал бы всех знакомых.

— Домой тоже поедем? — спросил он у шофера.

Тот неопределенно пожал плечами, дескать, как начальство скажет. Обгоняя «Волгу», бежала молва, приехал из столицы замминистра, и чтобы его встретить получше, приказано было комсомольцам срыть отвал. Будто в министерство поступили жалобы о загрязнении среды и что теперь с директора снимут стружку…

Меж тем Галкин пришел в приемную директора и сел среди ожидающих, несмело оглядываясь и прислушиваясь. Звенели разом два или три телефона и секретарша жонглировала трубками, успевая к тому ж черкнуть пару раз в блокноте или в календаре, поглядывая на электрочайник, пускавший пары на подоконнике. На расписном подносе стояли намытые хрустальные стаканы с серебряными ложечками. Секретарша в просвечивающей блузке, лет тридцати-пятидесяти, улыбаясь осторожно, чтобы не нагнать морщинок, принялась шептаться с шофером, поглядывая на Галкина. Тот рассказывал что-то забавное. Все же Галкин выглядел тут белой вороной. Особенно его руки, выдававшие с головой. Посетители с дипломатами поглядывали на Галкина с недоумением и усмехались. Тем не менее, именно он был злобой дня, потому что директор затребовал его первым. Секретарша округлила глаза и попридержала остальных, давая ход Галкину.

Директор сидел меж двух окон. Подперев тяжелую голову ладонями и расставив локти на столе, он выглядел грозным. Пирамиды бумаг с двух сторон поднялись на полуметр и, видать, не шли на ум. Директорский пиджак с депутатским флажком висел на стуле в стороне, а голубая сорочка казалась влажной от пота.

— Значит, ты — Галкин! — сказал директор, глядя из-под тяжелых век, не мигая и не отводя взгляда с минуту или две. — Ты вот что, — остановил он Галкина, собравшегося выложить анкету и поведать про отца-лектора и мать, распространителя билетов на симфонические концерты, — поговорим по душам, ладно? О деле после… Как у тебя с записями, рок любишь? «Пустим кровь», слухал? Обалденно, а?

Галкин сидел, проглотив кол. Видимо, готовился к другому. Но скоро встрепенулся и откинулся в кресле, кинув ногу на ногу. Потащил из кармашка пачку сигарет. Директор оказался «чувак» что надо, с запросами и на высоте. Клевый мужик!

— Рок пустяки. Для малолеток. Секс-музыку я бы списал, если не дорого. С башлями не густо.

— Что так? Мало платят? — удивился директор. Ему казалось, что в кузнице грех жаловаться на зарплату. — Расписали мне тебя как атамана, говорят, горами ворочаешь…

Галкин поглядел на стертые ладони и кивнул, дескать, «бывает». Он очень походил в этот момент на директорского внука Мишку и можно было с ним говорить откровенно. Иначе нельзя. Директор знал по опыту. Стоило с Мишкой взять не тот тон, сфальшивить, засюсюкать, как тот начинал отвечать тем же или грубить, а после напяливал наушники и уходил в рок, «пускать кому-то кровь». Слава богу, что не деду.

— Секс-музыки у меня нет, Галкин, и никогда не будет. Но если раздобудешь, — Галкин навострил ушки («Неужто, директор меломан?»), — если раздобудешь, брось ее в унитаз и воду спусти, мой тебе совет. Понял?

Галкин кивнул, и видно было, что не терпится ему кончить о пустяках и поговорить с директором о деле.

— Сколько тебе лет, Галкин? Где учился?

Поразительно, что он оказался старше Мишки лишь на четыре года. И годы, пожалуй, не в счет. Проскочат, не заметишь. Галкин казался много старше своих лет, и старила его забота. Директор это видел, чувствовал. Точно так же выглядел, наверное, он сам, когда ушел из отчего дома в город и нанялся на кожевенный завод таскать ведра с водой. Эти ведра снились ему иногда и заставляли ночью открывать глаза, соображая в беспокойстве, выполнил ли он свой урок и не пуст ли чан… За это били. Музыка, рок, секс и прочая контрабанда вылетела из головы Галкина, едва он взялся за — дело! Стоящее, нелегкое, даже опасное… Понимает ли парень? И директор открыл карты:

— Отвал ты сковырнул. Хорошо, Галкин, поздравляю.

— Отвал им подавай?! — тотчас всколыхнулся парень, наболевшее говорило за него. — Бить надо за такие дела! Валят всякую дрянь, вонь, заразу разводят…

— Полегче, — придержал его директор, поднимая бровь и улыбаясь уголком рта, Галкин ему нравился.

— Можно по-хорошему, — опять завелся Галкин, — везут, значит, сваливают, спасибочки! Везите еще…

— А ты как думал, архаровец? Отвал сковырнул — полдела. Без отвала жить нельзя. Не привыкли. Публика будет напирать, за горло брать. Исподтишка навалят! Выше головы…

— Да я им, — Галкин вскочил, — да я их!

— Ох-ох, напугал?! Сядь… Хотел я, — в раздумье сказал директор, — назначить на это дело кого-нибудь постарше, из отдела, а может, и заму поручить. Но, — директор замялся, — буду с тобой откровенно: не хочется людей подставлять! Честное слово. Добровольно они не возьмутся. Свалка! Чувствуешь? В общем, чести мало. Воспримут как наказание, не иначе. Обиды будут, склоки и выяснение отношений. Время уйдет, Галкин, уйма времени!

Галкин понял: «Подставить хочет начальник! Других бережет, мной прикрывает…»