В арендуемом бомбоубежище тоже возникли проблемы.

Два раза уже заливало мебельное производство из прохудившейся канализации от жилого дома. Утром пришли, а там — мама родная! — ужас! — заготовки, материал, фурнитура, где плавает, где пропахло… Как проводка ещё, бедная, не замкнула! Возились, выгребали, вычищали, сушили… Будто ассенизаторы! Кошмар! В домоуправлении на это руками разводят, а глаза у всех масляно-довольные, усмешливые, как бы говорят: вы — предприниматели, ваши проблемы! Хотите работать в чистоте, отремонтируйте жильцам сантехнику, да трубы старые замените… И всё. «Шамбо ещё бы хорошо заказать!..» — подсказывали, как нужно поступить. Тут тоже нужно было что-то решать… Едва огляделись…

Ещё одна подножка, это уж наповал. Хабаровский филиал московского коммерческого «Кредо банка» «Далькредо банк» неожиданно обанкротился. Да-да! Сегодня ещё утром работал, а после обеда двери на замке, и табличка: «Операции прекращены по техническим причинам», и номер телефона для справок.

Шокирующая информация.

Сверхшокирующая!

Кошмарная!

Клиенты банка, столпившись у закрытых дверей, тупо смотрели на закрытые двери и бумажку за стеклом, как… на новые ворота. Что это? Как это?.. Глазам не верили. Почему это? Как это? Не может быть! Там же наши деньги, кредиты… Бесконца переспрашивали друг друга: может быть шутка? Работники банка прятались за закрытыми оконными жалюзи, носа не показывали. На торопливые, недоумённые вопросы-справки банковский телефонный автоответчик замогильным голосом бубнил: «Пожалуйста, оставьте своё сообщение!..»

Главный ужас для СанСаныча заключался в том, что именно в этом банке у него и были открыты все рабочие счета предприятия. Все! Вот действительно где ужас! Ужас, ужас! Бред! Кошмар!

Никто такого не ожидал. Банкиры, скрывая ситуацию, молчали до последнего.

А всё до банального просто, как выяснилось…

Директор филиала, чуть за сорок лет, молодящаяся женщина, разведённая, как девчонка влюбилась в приезжего предпринимателя Алика Саидова. И как ей было не влюбиться, если она, как и все женщины, до последнего своего часа ждала и надеялась на горячую, страстную любовь. Знала, не может не придти её принц, не может она без любви в жизни остаться, такая единственная, и прочая, прочая, к тому же, директор банка. И он, как по мановению волшебной палочки, конечно же, появился. Как услышал её мольбы. И молод, едва за тридцать, красив собой, статный, правда невысокий и с наметившимся животиком, но черноглазый, чернобровый… Говорун, весельчак, при деньгах, так и сыпал смешными анекдотами, а комплименты какие красивые ей дарил!.. О!

Ей, лично, всегда цветы дорогие, — розы. Конечно, конфеты, коньяк… Ужинали только в ресторане, и только вдвоём. Танцевали. Вера Николаевна сначала стеснялась бывать на людях в такой вот, пикантной ситуации. Ей казалось, все видят разницу в возрасте, все над ней смеются. Но постепенно привыкла, уже и не смотрела на себя со стороны, не видела никакой разницы в возрасте, слышала только его, Алика. «Чернослив мой, сладкоголосый!» — в шутку, про себя называла его, и прислушивалась к отзвуку сердца. А оно сладко щемило. Да, да! Сладкоголосый! А почему и нет! Жизнь одна! Женская тем более, и прожить её надо… надо её прожить… не бежать от счастья, нет… И губы у него красивые, яркие, пухлые. И руки мягкие, нежные, женственные, и весь он нежный и… Дальше она не перебирала, начинала кружиться голова и слабели ноги. Тяжело дыша, она опускалась на какое-нибудь кресло, и ужасалась себе: «Неужели это я? Неужели это со мной? Ой, дура я, дура, куда я лезу? Сгорю, сгорю… — И сама себе отвечала. — И пусть! Зато красиво всё, и я сама этого хочу!» А он, сахарный, говорил и говорил ей на ушко: о взаимном притяжении сердец, о родственных душах, судьбе, браках заключаемых на небесах, красивой любви… Она и влюбилась: крепко, страстно, до беспамятства. Как ещё в соучредители банка его не ввела…

Сотрудники банка в кулуарах гудели, как встревоженные пчёлы в улье. Кто одобрял: «Правильно делает, Вера Николаевна, правильно, — говорили. — Разве от наших мужиков такой горячей любви дождёшься… С цветами, ресторанами, поездками на шашлыки! Да я бы, на её месте…» Другие, неодобрительно качали головами: «Не чисто… Ой, не чисто тут, девочки, не чисто. Вскружит голову этот «урюк», и бросит её. Хорошо если ребёнка не заделает, а то, на старости-то лет, краснеть!.. — и, сочувствуя, горестно махали руками. — Ладно, она взрослая уже, ей виднее».

А она, будто и не замечала. Работу забросила, приезжала с опозданием, от неё пахло духами, вином, ещё чем-то, непривычным… Улыбка ещё эта — незнакомая, шальная появилась!.. Её подруга, «замша», пыталась с ней поговорить по душам — не получился разговор. Вера отмахнулась, как обречённая: «Не мешай, Зойка, у меня такое впервые! И всё я знаю, всё я понимаю, что ты мне можешь сказать. Я уж, как-нибудь сама! — и решительно предупредила. — И смотри мне, в Москву, в головное, ни-ни! В порошок сотру! Поняла?» — Замша, конечно, не лидер, потому только и в замы к ней пошла, испугалась, воскликнула: «Да ты что, Господь с тобой, Вера! Что б я, да на тебя жаловаться!.. Никогда!» «Ну-ну! — произнесла Вера Николаевна отходя, и опять на лице директрисы появилась незнакомая улыбка. — Зойка, как мне с ним хорошо! Если б ты знала! — Полуприкрыв глаза, произнесла она нараспев. И вновь посерьёзнев, добавила, видимо вспомнив. — И что б наши, языки свои на замке там держали! — Опять грозно взглянула, и снова странная та улыбка. — Как я спать хочу…» — неприлично сладко потянулась. У замши глаза горели, так ей хотелось знать подробности. Но с Веркой напрямую сейчас нельзя… Ладно, решила замша, захочет, сама расскажет. Либо, само всё всплывёт! Вот это, пожалуй, более вероятно. Да и хотелось, почему-то именно этого.

Дальше больше.

Алик открыл в её банке счета трёх новых фирм. На каждую фирму взял, Вера Николаевна лично потребовала все подписи, умопомрачительные, очень солидные краткосрочные кредиты под ничтожный процент. Такие ещё никому не давали… Оставив банк практически пустым… И уехала с ним в отпуск. Да, именно, в отпуск! Как в свадебное путешествие!.. Строго предупредив замшу молчать, и вести — пока! — все операционные и прочие административно-хозяйственные дела. А какие дела, если денег нет! Замша, в панике, замерла, — что делать?! Помня строгий наказ директрисы — ждала, всячески избегая встреч с требовательными пайщиками и прочими активно работающими клиентами по вопросам выдачи кредитов, займов. Так же, в панике, принялась трясти кредиторов, даже если и не следовало бы. Ни с того, ни с сего объявила об увеличении уставного капитала банка… Суетилась… На самом деле, с замиранием сердца ждала Веру Николаевну. А та, как пропала. Ни слуху, ни духу! Как в воду… И, главное, никто ведь не знал: куда она поехала? на чём поехала? зачем? надолго ли?.. Знали только — с кем. Хотя и о нём тоже ничего не знали. Знали одно: личный знакомый директора банка, и всё. Ах, ты ж, беда какая!

В конце концов Зоя, не сама, конечно, через пайщиков, подала заявление в отдел по борьбе с преступностью. К тому времени в МВД отделы такие грозные появились. Просто жуть какие грозные! Особо специальные, как и группы быстрого реагирования при них. Все бойцы в касках, с масками, скрывающими лица, в тяжёлых ботинках, в бронежилетах, с короткими автоматами, дубинками, баллончиками с разными парализующими газами, наручниками, со специальной радиосвязью, с техникой для оперативного передвижения. Каратэ, специальная подготовка, боевая, тактическая, психологическая, и прочая… С круглосуточным дежурством отряда на закрытой базе в центре города. Те, недолго и разыскивая, дней десять, чуть может больше… сообщили, что директор их жива, но не очень правда здорова, спасибо, правоохранительные органы вовремя успели. Не то бы ей хана! Друг её, рецидивист и аферист, дон Жуан, Жигало и кто-то там ещё по их уголовной классификации, два года как уже числится во всесоюзном розыске. Что очень интересно! — приковав их директора, Веру Николаевну, наручниками к батарее парового отопления, оставив её, избитую и голую, к тому же без связи и без продуктов питания в подвале заброшенного дома, исчез две недели назад в неизвестном направлении. Так что, вовремя вы, господа-товарищи, в органы к нам обратились. Ещё бы немного, и полная хана бы вашей Вере Николаевне. Трендец!