Зав акустической лабораторией Музин был вызван к директору и получил нагоняй. Директор орал, что в Политбюро, понимаешь, ждут от них работу. Что вместо работы, понимаешь, сотрудники бездельничают. Что ведущий инженер Артеев занят, понимаешь, в драм кружке. Что самого, понимаешь, уволю к чертовой матери, а лабораторию разгоню. И что это, понимаешь, последнее предупреждение.

В лаборатории давно шла работа по очистке граммофонной записи речи вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Аппаратура того времени была несовершенной, и речь вождя записывалась с высоким уровнем шума. Особенно зашумлена была запись выступления Ленина на похоронах его верного соратника Якова Михайловича Свердлова. Вот очисткой этой речи и занималась лаборатория. Надо сказать, что за этой работой внимательно следили в Политбюро Центрального Комитета КПСС, поскольку придавали любой речи вождя особое политическое значение. И не только речи вождя, но и любой его работе, даже записке.

В качестве иллюстрации можно привести пример с короткой резолюцией Владимира Ильича. Однажды, где-то в 1919 году, крестьянин З. Гулин обратился к В. Ленину с просьбой выдать ему, т. е. З. Гулину, валенные сапоги вместо сношенных на партийной работе в селах Нижегородской Губернии. В. Ленин направил прошение начальнику Хозяйственного Управления ВЦИК тов. Бонч-Бруевичу с личной надписью: «Выдать. Ленин».

Неизвестна дальнейшая судьба крестьянина З. Гулина. А судьба доктора исторических наук Зары Ашотовны Айровезян известна во всех подробностях. Будучи аспиранткой, Зара копалась в архивах, и случайно наткнулась на записку крестьянина З. Гулина с визой В. Ленина. Эта находка в корне изменила ее судьбу. Она защитила кандидатскую диссертацию «Забота В. И. Ленина о беднейших слоях крестьянского населения средней полосы России», а затем докторскую диссертацию с тем же самым названием. В обеих диссертациях делался скрупулезный анализ подписи вождя, тщательное сравнение этой подписи с тысячами известных, и доказывалась подлинность данной резолюции.

О великом значении каждого ленинского слова все сотрудники лаборатории были хорошо осведомлены. Однако очистить Ленинскую речь от шумов все никак не удавалось. Речь Владимира Ильича прослушивалась сквозь шумы записи, узнавались характерные обороты, прослеживалась картавость. Сотрудники лаборатории, особенно Артеев, переписывали эту речь сотни раз, с разными фильтрами, с замедлением и ускорением. Все было напрасно.

Музин, получив очередной втык за срыв графика научно-исследовательской работы по очистке речи В. И. Ленина, вернулся в лабораторию и дал нагоняй всем сотрудникам, сообщив, что лабораторию могут разогнать. Особенно досталось Артееву, которому Музин пообещал оторвать яйца и уволить с работы. Лаборатория была в шоке, – мягкий интеллигентный зав еще никогда так с ними не разговаривал. Все поняли, что надо немедленно что-то делать. Начался аврал по очистке речи вождя. Сотрудники засиживались допоздна. Артеев забросил свой драм кружок, сидел безвылазно в лаборатории и даже оставался на ночь, утверждая, что в тишине лучше думается.

Через несколько дней после скандала, учиненного директором, Артееву удалось добиться уменьшения уровня шума, а еще через неделю сотрудники продемонстрировали результаты кропотливой работы. Речь вождя стала отчетливой, шумы едва слышались.

О результатах работы Музин отрапортовал наверх. Началась суматоха. Директор сообщил в министерство об очистке знаменитой речи с помощью разработанных в лаборатории спектральных методов. Информация была немедленно доведена до Политбюро. Поступило высочайшее повеление прибыть в идеологический отдел ЦК партии.

В присутствии членов Политбюро, руководства министерства и института Музин зачитал доклад об очистке речи. А потом все присутствующие заслушали очищенную речь Ленина. Слушали стоя. По результатам работы коллектив был выдвинут на Государственную премию. В коллектив вошли министр, все его замы, директор института, все его замы, и зав лабораторией Музин. Сотрудники лаборатории получили хорошие премии, которые были пропиты непосредственно в лаборатории.

Героем пьянки был Артеев, декламация которого спасла лабораторию от разгона.

Николай жил как все семейные люди. Зарплату нес в дом, а потом на семейном совете жена определяла, что и кому купить. Поэтому Николай ходил на свою работу в строгом сером костюме, сорочке и галстуке с голубой полоской. И вся лаборатория, где он был заведующим, не могла представить своего начальника ни в каком другом прикиде. Только серый костюм из плотного материала, обязательно серый, но различных трудноуловимых оттенков. Супруга эти оттенки улавливала безошибочно.

– Сегодня, – говорила она, – у вас там сдача темы. Поэтому надень вот тот костюм глубокого серого цвета.

– Этот? – спрашивал Николай.

– Нет, соседний, – раздраженно отвечала супруга. – Как ты до сих пор не научился разбираться в модных веяниях.

– Вот старая калоша, – шептал про себя Николай, – никак не ухвачу эти модные тенденции.

А ребята в лаборатории одевались любо-дорого. Парни ходили в джинсах и майках, девки – тоже, только из их маек все выпирало наружу и буквально требовало реакции начальства и его каких-либо действий. Но серый костюм, сорочка и галстук! Эх, вот если бы в жаркий летний день он нацепил бы шорты и майку с безумным английским текстом «хочу толстушку». Но об этом даже думать было неловко перед женой.

А обувь, а мебель, ковры, паласы, картины на стенах и сами стены? Все решалось женой на семейном совете. Как-то Николай в гостях у сотрудника лаборатории увидел чудесный стеллаж. Он давно мечтал о таком стеллаже для своего кабинета. Туда можно было затолкать массу полезных вещей. И фотокамеру, и плееры, и разные прибамбасы для компьютера – в общем, все, что неудобно для него хранилось на антресолях в прихожей. Жена решительно требовала выносить из кабинета все, что не входило в книжные шкафы с плотными стеклянными дверцами.