Или вот еще такое. Были у меня в роте два брата-близнеца. Похожи — не отличишь. Над ними смеялись, что они сами себя путают. Служат в одном расчете, всегда неразлучны. А тут случилось, что одного послали в штаб с донесением, другого — в санвзвод за индивидуальными пакетами. В это время фрицы начинают садить из орудий, мы тоже не молчим. Словом, кутерьма часа на полтора. Потом хватились: а близнецов-то ведь нет. Стали искать… Только к вечеру выяснилось: оба ранены чуть ли не в одну и ту же минуту, оба в левое плечо, только один осколком снаряда, другой миной, оба в медсанбате лежат.

Случай…

Вот и Мигаи, если разобраться, в большой степени дело случая. Не приди я к Арвиду и не начни писать под его диктовку, кто знает, обратил ли кто-нибудь внимание на такое совпадение. Ведь дела велись разными людьми в разных отделениях милиции. Кому бы могло прийти в голову сопоставлять?

Ну, а если все-таки исключить случайность и посмотреть, что получится?

Этим мы как раз и занялись. Версия возникала за версией, то у меня, то у Арвида. Мы их критиковали, разбивали, отбрасывали. Сочиняли новые, опять разбивали. В итоге, когда уже совсем изнемогли, от разгрома уцелели лишь две версии, казавшиеся наиболее правдоподобными.

Версия первая:

Кто-то, назовем его Икс, был на Васина по какой-то неизвестной еще причине смертельно обижен и готовил на него покушение. Об этом случайно, или, может быть, не случайно, узнал земляк Васина Клименко и, таким образом, тоже обрек себя на смерть.

Версия вторая:

Оба они, Васин и Клименко, знали что-то компрометирующее Икса, возможно, тоже их земляка. До поры до времени это его не беспокоило. Но вот произошло какое-то событие, то ли ссора, то ли еще что-нибудь, и оба они стали для Икса опасны.

Уже лежа на нарах, я вдруг подумал, что обе наши версии решительно никуда не годны. Ведь Икс не мог знать, что буквально в последнюю минуту Степан Оле-ша будет снят с машины и ее поведет Васин!

Точнее, Икс мог об этом знать только в одном случае: если он сам собирался произвести такую замену.

Другими словами, если диспетчер Тиунов и есть Икс!

С такой мыслью я заснул. И не удивительно, что всю ночь меня трепали кошмарные сны, в которых роль главного отрицательного героя играл, конечно, Тиунов. Он то бежал за мной, кровожадно размахивая гаечным ключом, а я, обливаясь потом, с трудом передвигал непослушные ноги, то наваливался на меня и душил.

Утром я сам смеялся над своей несообразительностью, из-за которой поднялся с гудящей головой. Ведь кошмаров могло бы не быть, стоило только мне, засыпая, подумать, что калека-диспетчер на своем бухающем самодельном протезе едва ли смог бы неслышно спуститься в гулкий гараж по деревянной лестнице, да еще забраться под автомобиль. Если только у него был сообщник…

Разделив между собой обязанности, мы с Арвидом, позавтракав, отправились в разные стороны: он — снова в дом, где жил повесившийся, я — к себе в отделение доложить начальнику.

Я очень рассчитывал на помощь и совет Антонова и огорчился, узнав, что его по неизвестной причине нет и, вероятно, сегодня не будет.

Сообщить о странном совпадении Ухарь-купцу? Поднимет меня на смех со всеми моими версиями.

Волей-неволей пришлось обращаться к Фролу Моисеевичу; надо же известить хоть кого-нибудь из начальства, чем собираюсь сегодня заняться.

Я обнаружил Фрола Моисеевича в укромном уголке коридора, увлеченным беседой с каким-то подозрительного вида субъектом с мешком за плечами. Они говорили так тихо, уткнувшись нос в нос, что у меня закопошились неприятные мыслишки. Отдали же недавно под суд во втором отделении участкового уполномоченного- брал дань натурой у вороватого завстоловой. Тем более, что у Фрола Моисеевича в руках был какой-то сверток, явно полученный от собеседника.

Мешочник поспешно удалился, натянув на голую, как у Фрола Моисеевича, голову огурцом лопухастую ушанку, а Фрол Моисеевич, стеснительно пряча возле бока сверток, чем навлекал на себя еще большие подозрения, повел меня в свой кабинет.

— Кто это был?— спросил я.

Покосился на меня:

— Так, человек один.

— Друг?— Я, нисколько не таясь, глазел на сверток- пусть Фрол знает; вижу.

— Никакой не друг! Просто знакомый. Сосед — до войны рядом жили.— И неожиданно стал сдирать со свертка газетные шкуры.— Вот!

Передо мной на столе, рядом с замызганной чернильницей и продавленным пресс-папье без промокательной бумаги, лежали два ярких, пестрых праздничных шарика с белыми изогнутыми ручками.

— Что такое?— не понял я.

— Как что?— в свою очередь удивился Фрол Мои сеевич и потряс шариками перед самым моим носом; в них что-то застучало, пересыпаясь.— Разве не понятно?

— Погремушки?!

— Ну… Алексей Васильевич родился у меня, внучок.

Вот человек и принес в подарок — он большой мастер на такие штуки. На, глянь-ка. Верно, здорово?