— Так где его взять, убийцу?

— Да это же ясно как день! Убил Фермен Кабриер, уличный художник!

— Уличный художник?

— Ну да, он рисует мелками, размалевывает тротуар, а ему за это деньги платят. Маляр, одним словом. Голубые деревья, фиолетовые дети, вы наверняка на это натыкались, нет? У него не все дома, он с луны упавший. А когда она полная, такое происходит…

— Что происходит?

— Про оборотней слыхали? Это такие же люди, как вы и я, но в полнолуние они превращаются в диких зверей, ну и вот…

— Как вы можете так уверенно это утверждать?

— Про волков-оборотней?

— Про виновность этого… как его…

— Фермена Кабриера? Да потому что возле тела нашли голубой мелок! И потому что вчера этот славный Илер Люнель, посыльный в бакалее Фулон, который помогает мне, два раза в неделю приносит продукты, сам, своими глазами видел рисунок Фермена на бульваре Клиши. Сядьте уже, что стоите как столб, глаза мне мозолите. Пейте кофе, а то остынет.

Рено Клюзель с отвращением покосился на беловатую жидкость, которую она налила ему в стакан.

— Так что было на том рисунке, мадам Самбатель?

— Человек, лежащий на земле, с вонзенной в грудь косой. Зря вы делаете такое лицо, это чистая правда. И Фермен такого же роста, как тот человек, которого я заметила на прошлой неделе, кажется, в воскресенье вечером. Вам еще нужны доказательства? Да он одержимый, он рисует на асфальте все смертоубийства, которые совершил. Вы напишете об этом в «Паспарту»?

— А где он живет?

— Вот в этом вся загвоздка! Никто точно не знает, где ночует этот Фермен. День здесь, день там. Единственное, в чем можно быть уверенным, что он ошивается где-то в этом районе. Наша мостовая еще извозюкана следами его художеств, хороший же пример для детишек!

В кухню зашел еще один человек. Клочковатая борода, желтоватые седые волосы, кожа как пергамент, воспаленный взгляд — на Рено Клюзеля он произвел отталкивающее впечатление.

— Ну что, Илер, вы, кажется, разволновались, — отметила Од Самбатель.

— Народ волнуется с тех пор, как полицейские отвезли в морг второй труп. Подозревают Фермена Кабриера. Есть желающие устроить облаву.

— Мсье Люнель, опишите мне, пожалуйста, что он нарисовал на бульваре Клиши, — попросил Рено Клюзель.

— Нарисовано очень реалистично, голубым мелом. Я напоролся на него возле бакалейной лавки, где я работаю посыльным. Там человек лежит на спине возле газового фонаря, грудь пронзена таким длинным лезвием, которое еще насаживают на палку, я забыл слово, вертится на языке…

— Коса?

— Точно. Что самое удивительное, он смеется, да-да, он смеется. Но самое ужасное — эта надпись внутри маленького облачка, меня это вообще вывело из себя.

— Что за надпись такая?

— Оскорбительная для нашего магазина. Я тут же рассказал вдове Фулон, уж больно плохая реклама для нас эта надпись. «Ну, гад какой! — завопила она. — Илер, принесите ведро воды и хозяйственное мыло и пусть Колетт отмоет эту гадость!»

— Уничтожение улик, — отметил Рено Клюзель.

— Сразу видно, что вы не работаете у вдовы Фулон, таких, как она, раз-два и обчелся.

— Да этот Кабриер полоумный, ему на свободе делать нечего! — вскричала Од Самбатель. — Илер, ваш долг — предупредить представителей власти.

— Вот как раз, мадемуазель Од, я пришел сюда, чтобы спросить ваше мнение, я просто с легавыми не очень-то люблю дело иметь…

— Но сейчас совсем другое дело! — воскликнула она, ударяя ложкой по столу. — Жизнь наших сограждан в опасности, нужно отловить этого полоумного. Напишите об этом в вашей статье, мсье. Если пресса взбудоражит общественное мнение, полиция хоть зашевелится, вместо того, чтоб груши околачивать. Так что, Илер, дуйте в комиссариат.

В девять часов продавцы газет носились по улицам, приставая к похожим и горланя:

— Покупайте «Паспарту»! Второе убийство в Часовом тупике! Резатель еще на свободе!

Реакция последовала незамедлительно. После сенсации в «Паспарту» новость напечатали во всех газетах. Директор лицея Карно, который покупал только газету «Галуа», с ужасом прочитал, что жертвой оказался не кто иной, как Шарль Таллар, один из его преподавателей, и поспешно связался с комиссаром XVII округа, который незамедлительно спихнул это мудреное дело своему коллеге в XVIII округе. Рено Клюзель смог набросать словесный портрет честного, порядочного учителя французского языка, которого любили ученики и уважали коллеги и который вел строгую монашескую жизнь, — потому таким странным и загадочным и выглядело убийство. Газета «Паспарту», которая никогда не могла пожаловаться на недостаток воображения, во втором выпуске опубликовала призыв к свидетелям, обещав в награду годовую подписку, и сопроводила его рассказами посыльного из бакалеи вдовы Фулон и жилицы дома в Часовом тупике. Оба указывали на уличного художника по имени Фермен Кабриер.

Кэндзи словно прирос к своему письменному столу и пустил корни. Виктор и Жозеф должны были дождаться полудня, чтобы обменяться впечатлениями по интересующему их вопросу. Они вели банальные разговоры о погоде, о семьях, о литературных новинках, а сами сгорали от нетерпения.

В целях предосторожности Виктор перенес место встречи: «Потерянное время» было слишком близко к книжному «Эльзевир». Его выбор пал на задрипанное бистро на улице Бонапарта «Взад-вперед», где крутился молодняк из Школы изящных искусств. Там не было никаких шансов встретить в обеденное время кого-либо из завсегдатаев магазина.