She dared her sister to bring such artificial, unhealthy rubbish into the place again. She asked if she was expected to wear wooden legs or false hair or glass eyes; and as she spoke her eyes sparkled like the terrible crystal.

Flambeau, quite bewildered with this fanaticism (Фламбо, слегка озадаченный таким фанатизмом), could not refrain from asking Miss Pauline (не смог удержаться, чтобы не спросить мисс Полин) (with direct French logic (с неоспоримой: «прямой» логикой, /присущей/ французам; direct – прямой; непосредственный)) why a pair of spectacles was a more morbid sign of weakness than a lift (почему очки являются более болезненным признаком слабости, нежели лифт; sign – знак, символ; признак), and why, if science might help us in the one effort (и почему, если наука может нам помочь в одном случае; effort – усилие, попытка; стремление), it might not help us in the other (не помочь ей нам и в другом).

“That is so different,” said Pauline Stacey, loftily (это совершенно разные вещи: «это является таким разным», – высокомерно сказала Полин Стэйси; loftily – на высоте, высоко; высокомерно, надменно; loft – чердак, комната наверху).

 Flambeau, quite bewildered with this fanaticism, could not refrain from asking Miss Pauline (with direct French logic) why a pair of spectacles was a more morbid sign of weakness than a lift, and why, if science might help us in the one effort, it might not help us in the other.

“That is so different,” said Pauline Stacey, loftily.

“Batteries and motors and all those things are marks of the force of man (аккумуляторы, моторы и все такое прочее: «и все те вещи» – это показатель силы человека; mark – знак, отметка; признак, показатель) – yes, Mr. Flambeau, and the force of woman, too (да, мистер Фламбо и силы женщины в том числе: «также»)! We shall take our turn at these great engines (нам стоило бы выстроиться в очередь возле этих великих механизмов; to take turns – делать /что-л./ поочередно) that devour distance and defy time (которые пожирают пространство и игнорируют время; to defy – бросать вызов; пренебрегать, ни во что не ставить). That is high and splendid (это возвышенно и прекрасно; splendid – блестящий, сверкающий; великолепный, прекрасный) – that is really science (это и есть настоящая наука). But these nasty props and plasters the doctors sell (но /все/ эти дрянные подпорки и пластыри, которые продают доктора; nasty – отвратительный, мерзкий) – why, they are just badges of poltroonery (ведь они же и есть символы малодушия; badge – значок, эмблема; символ, признак). Doctors stick on legs and arms (доктора залепили /нам уже все/ руки и ноги; to stick – втыкать, вонзать; липнуть, приклеиваться) as if we were born cripples and sick slaves (будто мы калеки от рождения или больные рабы).

 “Batteries and motors and all those things are marks of the force of man – yes, Mr. Flambeau, and the force of woman, too! We shall take our turn at these great engines that devour distance and defy time. That is high and splendid – that is really science. But these nasty props and plasters the doctors sell – why, they are just badges of poltroonery. Doctors stick on legs and arms as if we were born cripples and sick slaves.

But I was free-born, Mr. Flambeau (но я родилась свободной, мистер Фламбо)! People only think they need these things (люди думают, что нуждаются в этих штуках) because they have been trained in fear (только потому что их воспитали в страхе; to train – тренировать/ся/, обучать/ся/; воспитывать/ся/) instead of being trained in power and courage (вместо того, чтобы воспитать в /традициях/ силы и храбрости), just as the silly nurses tell children not to stare at the sun (в точности как глупые няньки говорят детям не смотреть на солнце; to tell – рассказывать; говорить), and so they can’t do it without blinking (и потому-то они и не могут это сделать, не моргнув: «без моргания»). But why among the stars should there be one star I may not see (но почему среди /всех остальных/ звезд должна быть одна, на которую мне смотреть нельзя)? The sun is not my master (солнце – мне не господин), and I will open my eyes and stare at him (и я открою глаза и посмотрю на него) whenever I choose (когда бы мне это не заблагорассудилось; to choose – выбирать; хотеть, желать /разг./).”

 But I was free-born, Mr. Flambeau! People only think they need these things because they have been trained in fear instead of being trained in power and courage, just as the silly nurses tell children not to stare at the sun, and so they can’t do it without blinking. But why among the stars should there be one star I may not see? The sun is not my master, and I will open my eyes and stare at him whenever I choose.”

“Your eyes,” said Flambeau, with a foreign bow (ваши глаза, – сказал Фламбо, поклонившись в иностранной манере: «с иностранным поклоном»), “will dazzle the sun (ослепят солнце).” He took pleasure in complimenting this strange stiff beauty (ему нравилось делать комплименты этой странной решительной красавице; to take pleasure – получать удовольствие; stiff – жесткий, негибкий; твердый, решительный), partly because it threw her a little off her balance (отчасти оттого, что это слегка выводило ее из равновесия; to throw smb. off smth. – сбивать кого-л. с чего-л.). But as he went upstairs to his floor (но когда он шел вверх по лестнице на свой этаж) he drew a deep breath and whistled, saying to himself (он сделал глубокий вдох и присвистнул, сказав себе; to draw – тащить, волочить; втягивать, вдыхать; breath – дыхание; вздох; to whistle – свистеть): “So she has got into the hands of that conjurer upstairs with his golden eye (значит и она попала в лапы к этому ловчиле с его золотым глазом; hand – рука /кисть/; лапа /у некоторых животных/; conjurer – колдун, волшебник; умник /ирон./).” For, little as he knew or cared about the new religion of Kalon (поскольку, как бы мало он ни знал или ни интересовался этой новой религией Калона; to care – заботиться; проявлять интерес), he had heard of his special notion about sun-gazing (он /все же/ слышал о его особенном мнении насчет того, чтобы смотреть на солнце).

 “Your eyes,” said Flambeau, with a foreign bow, “will dazzle the sun.” He took pleasure in complimenting this strange stiff beauty, partly because it threw her a little off her balance. But as he went upstairs to his floor he drew a deep breath and whistled, saying to himself: “So she has got into the hands of that conjurer upstairs with his golden eye.” For, little as he knew or cared about the new religion of Kalon, he had heard of his special notion about sun-gazing.