– Что за пир?
– деловито уточнила царевна Серафима, к новостям относившаяся не менее трепетно, чем маг-хранитель - к еде.

– Сегодня мальчишник и девичник, а завтра - свадьба. Ханна-молочница замуж выходит, - охотно сообщила толстушка.
– Да не за кого попало, а за столичного лекаря, что при дворе короля служил и даже, я слышала, ей-Богу не вру!
– с самой принцессой Эссельтой обручен был! А ради Ханны он и помолвку разорвал, и службу бросил, и из Гвентстона уехал!.. Или так любит ее сильно, или совсем дурак, - прервав цепь восклицаний, крестьянка сокрушенно покачала головой, точно это ее родственник натворил дел, не объяснимых никакой логикой.
– Но говорят, эрл Бриан его на службу берет.

– Что?!..
– потрясенный выдох девяти голосов заглушил ее последние слова.

– Не, а я чего, я ничего!
– женщина испугалась и на всякий случай попятилась.
– За что купила, за то продаю! И не так уж у эрла и плохо, наверное! Хоть и не король, конечно, но на чай с конфектами для милки заработать даст, поди?

– Что?..
– тонким, словно чужим голосом пискнула принцесса, отказываясь понимать и верить в услышанное.
– Этого не может быть!.. Не может!.. Я...

Друзья оглянулись сочувственно, и белое, словно присыпанное мукой лицо принцессы застыло маской.

– Его воля. Как хочет. Пусть живет, с кем хочет. И где хочет. И подавится своими... конфектами, - бесстрастным голосом отпрыска королевской фамилии в тридцатом колене проговорила Эссельте.

– Не произносите при мне даже имени его!!! Я не хочу ничего слышать об этом мерзавце, этом негодяе, этом подлеце, этом... трусе!!! Не мог даже подождать моего возвращения, чтобы сказать всё в лицо! Сбежал, как... как... как...
– не найдя подходящего среди сонма образов, ринувшихся на ум - один другого гаже - принцесса стиснула кулаки и застонала.
– А ведь какие слова говорил! Какие стихи складывал!.. Лицемер! Врун! Предатель! А я слушала! И верила! Ду-у-у-ура-а-а-а!!!..

Последнее 'а' сорвалось всхлипом, и Эссельте, не в силах больше сдерживаться и не видя причины, уткнулась в плечо Серафимы, обхватила ее руками и зарыдала - глухо, безысходно, словно десять минут назад на том лугу умерла ее душа, оставив растерянное тело бродить по Белому Свету в вечной муке и недоумении: 'Как же так?..'

Позади шумел лес, впереди темнели терриконы и вышки клетей заброшенной шахты, давшей когда-то название деревне, а прямо над Масдаем словно зависла дождевая туча.

– Селечка, Селя, милая, хорошая, ну же, ну...
– Сенька обняла ее, прижала к себе, словно пытаясь забрать хоть капельку горя, выплескивающегося из разбитого сердца, чтобы облегчить страдания подруги, но то был не ручей, а поток сродни горному после ливня. И похоже было, что сезон дождей только начинался.

Мужчины, неловко потупившись, молчали, инстинктивно понимая: кто бы и что сейчас ни сказал - всё будет или банально, или не к месту, или то и другое в квадрате.

Все - кроме Олафа.

– Эссельте... слушай... а хочешь я его убью?
– сжимая рукоять топора, пробасил юный конунг.
– Или сюда притащу и ты его сама убьешь? Я подержу, ты не волнуйся!

Принцесса отчаянно замотала головой:

– Видеть... не хочу... никогда... ненавижу... презираю...
– прорвалось между всхлипами, и царевна Серафима прижала к груди судорожно вздрагивающую подругу.

– Интересно... отчего он так... внезапно?..
– задумчиво проговорил Иванушка.
– Ведь такая любовь была... сколько из-за нее претерпели...

– Может, его заставили?
– предположил Кириан.

– То есть?..
– забыв на секунду рыдать, замерла принцесса.

– Ну... иногда у мужчины не бывает другого выхода... кроме как... э-э-э... покрыть позор... девушки... свадьбой...
– бард, только сейчас сообразив, что он, собственно, сказал, был готов провалиться сквозь Масдая.

– Болван и сын болвана!
– яростно прошипел калиф.

Принцесса, медленно осознав сказанное, тихо взвыла и уткнулась в сенькино плечо еще сильнее. Серафима бережно погладила ее по макушке и нахмурилась.

– Она его любит, - царевна встретилась взглядом с друзьями и прошептала почти беззвучно.
– Надо что-то делать.

– Убить его?
– конунг не хотел так просто отбросить хорошую идею.

– Очернить, опорочить его в ее глазах?
– попытался загладить вину менестрель, и пальцы его машинально погладили струны любимой арфы.

– Еще больше?
– уточнила царевна.

– Украсть невесту?
– предложил Масдай.

– И что мы с ней будем делать?
– резонно вопросил Адалет.
– И это не вправит мозги молодому паразиту.

– У молодого паразита в этом случае было бы время подумать, - буркнул ковер.

– У него было время подумать. Больше месяца, - угрюмо напомнил Агафон.
– Уже надумал.

– А мне кажется, что если бы они встретились и поговорили...
– косясь на тихо плачущую Эссельте, прошептал Иван.