– Что на тебя нашло? – смеется Руб в нашем углу.

Я отвечаю.

– Проголодался.

– Молоток.

В пятом раунде я падаю дважды, а тот чувак, Громобой Джо Росс, один раз. Оба раза публика вынуждает меня встать, и когда звенит гонг и объявляют итог боя, мне хлопают, в мой угол летят монеты. Перри собирает.

Бой я проиграл, но дрался хорошо.

Не остался лежать на ковре.

Только это и было нужно.

– Держи. – В раздевалке Перри отдает мне все до цента. – Двадцать два восемьдесят. Хороший приз. Большинство бедолаг счастливы пятнадцатью-двадцатью.

– Он не бедолага.

Это голос Руба, который стоит позади меня.

– Как скажешь, – соглашается Перри (ему плевать, правда это или нет) и уходит.

Когда на ринг выходит Руб, зрители наготове. Не сводят с него глаз, следят за каждым движением, изучают каждую повадку, рассматривают все: похоже ли на то, что они о нем слышали. Слухи, будто Перри Коул обзавелся новым крутым бойцом, разошлись быстро, и всем хочется посмотреть на это чудо. Но с виду ничего особенного.

Руб начинает с мощного хука левой.

Противник падает на канаты, и Руб бьет без остановки. Месит его. Молотит. Кулаки врезаются парню в ребра. Апперкот за апперкотом. Уже на середине раунда все кончено.

– Вставай! – орет публика, но парень элементарно не в состоянии. Он двигаться-то едва способен.

Руб стоит.

Над ним.

Без улыбки.

Толпа видит кровь, чует ее. Все глядят в затоптанное пламя Рубовых глаз. Рубака Рубен Волф. На это имя они теперь будут ходить сюда еще и еще.

И вновь по дороге с ринга толпа сдавливает его.

Пьяные мужики.

Похотливые тетки.

Все трутся об него. Тянутся потрогать, а Руб идет себе. Прямо сквозь них, улыбаясь по обязанности и благодаря, но не теряя сосредоточенности в лице.

В раздевалке он говорит мне:

– Мы сегодня хорошо выступили, Кэм.

– Да, мы да.

Перри вручает ему полтинник.

– Победителю призовых не бывает, – говорит он, – так и так имеешь свои полсотни.

– Без вопросов.

Руб идет в туалет, и мы с Перри перекидываемся словом.

– Его любят, – говорит Перри, – как я и рассчитывал. – И, помолчав: – А знаешь, за что?

– Угу.

Я киваю.

Но он все равно объясняет.

– Он высокий, красавчик и умеет драться. А еще он голодный. Вот это им нравится больше всего. – Перри ухмыляется. – Телки в зале умоляют меня рассказать, где я его нашел. Они любят таких, как Руб.

– Ну, этого и следовало ожидать.

На улице, когда уезжаем, топчется какая-то блондиночка.

– Привет, Рубен. – Она на цыпочках бежит к нам. – Мне нравится, как ты дерешься.

Мы шагаем, она семенит рядом, ее плечо слегка касается плеча Руб. А я тем временем разглядываю ее. Всю целиком.

Глаза, ноги, волосы, шею, дыхание, брови, груди, лодыжки, молнию на куртке, блузку, пуговицы, сережки, руки, пальцы, ладони, сердце, рот, зубы и губы.

Она офигенная.

Офигенная, тупая и глупая.

В следующий миг я обалдеваю.

Обалдеваю от того, что мой брат останавливается, и они смотрят друг на друга. И тут же ее рот впивается в него. Она заглатывает его губы. Они приваливаются к стене. Девица, Руб, стена. Прижимаются друг к другу. Сливаются. Руб целует ее взасос довольно долго. Язык в ее рту, руки повсюду.

Потом отпускает ее и шагает к машине.

Бросая на ходу:

– Спасибо, милая.

– Слышь, Руб. Опять не спишь?

– Как обычно. Ты вообще можешь не трепаться по ночам?

– Сейчас не могу.

– Ну, сегодня у тебя, так-то, есть оправдание – ты по правде хорошо дрался.

– Где мы в следующий раз?

– Кажется, в Эшфилде, потом Хеленсберг.

– Руб?

– Ну что еще?

– Ты почему не занял комнату Стива?

– А ты почему?

– Почему Сара не заняла?

– По-моему, мать хочет сделать там что-то типа кабинета, чтоб заниматься бумагами и все такое. Ну, так она говорила, по крайней мере.

– Это было бы неправильно, я считаю, – говорю я.

Подвал – владения Стива, и всегда так и останется. Стив уехал, но в доме все остались на своих местах. Так нужно. Я чувствую это в пыльном ночном воздухе, чую на вкус.