Просто чтобы сказать что-нибудь. Хоть что-то.

– А что она?

Я теряюсь и не знаю, что отвечать.

– Мне кажется, мы его уже успели полюбить, ну.

– Но что с того полюбления? – Руб смотрит на дорогу. – Никакого толку от этого.

– А от ненависти?

– А что мы ненавидим? – Он уже смеется.

Вообще-то, есть много всего, что можно ненавидеть. И любить.

Любить.

Людей.

Ненавидеть.

Ситуацию.

Мы слышим, как позади нас мама прибирается на кухне. Обернувшись, видим силуэт отца, он ей помогает. Мы видим, как он целует ее в щеку.

Безработный.

Он ее все равно любит.

А она – его.

Глядя на них, я вспоминаю те несколько схваток, которые мы с Рубом провели на складах и фабриках. И решаю, что его бои бледнеют. Бледнеют в сравнении. И еще я вижу Сару, как она работает сверхурочно (она стала так делать последнее время) или просто сидит у телика, или читает. И даже образ Стива появляется, который сам по себе где-то, живет. Но в основном все же мать и отец. Мистер и миссис Волф.

Я думаю о Рубаке Рубене Волфе.

Я думаю, каково это – рубиться против Рубена Волфа.

Внутри.

Думаю о розыске Рубена Волфа…

Я думаю о схватках, где знаешь, что победишь, и о схватках, где знаешь, что победят тебя, и о схватках, про которые ничего не понятно. Думаю о тех, в середине.

И это я теперь смотрю на дорогу.

И говорю.

Давай.

Скажи.

Я говорю:

– Не потеряй своего стержня, Руб.

И, не пошевелившись, мой брат чеканит в ответ.

Он говорит:

– Я не собираюсь его терять, Кэм. Мне бы его найти.

Этим вечером – ничего.

Никаких «Эй, Руб, ты не спишь?».

Ни «Конечно, блин, нет!».

Безмолвие.

Безмолвие, Руб и я.

И темнота.

Хотя он не спит. Я чувствую. Чувствую это, не видя.

Из кухни никаких голосов. Нет иного мира, кроме вот этого.

Этой комнаты.

Этого воздуха.

Этой бессонности.

В полудреме субботнего утра мне снятся женщины, плоть и драки.

Первые нагоняют на меня страх.

Второе – волнение.

Третье – еще больше страху.

Я укрыт одеялом с головой. Сверху торчит только мой человеческий хрюндель, чтобы можно было дышать.

– Идем бегать? – спрашиваю я у Руба через комнату.

Он что, еще спит?

– Руб?

Ответ.

– Неа, сегодня не идем.

«Отлично, – думаю я. – Пускай это одеяло пропитано страхом, все равно под ним тепло и хорошо. И вообще, похоже, нам следует передохнуть».

– Но вообще попозже я собираюсь поработать, – продолжает Руб, – поработать над джебом. А потом поиграем в «один кулак»?

– Я думал, мы с этим завязали. Как ты сказал маме.

– Ну, не завязали. Я передумал. – Он поворачивается на другой бок, не замолкая. – Тебе тоже не помешает отточить джеб, знаешь ли.

Это правда.

– Лады.

– Вот и не бухти.

– Да я ничего. – Это правда. – По-любому прикольно. Как в прежние деньки.

– Вот именно, блин.

– Ладушки.

И мы снова спим. Что до меня, то у меня снова плоть, драки и женщины. А куда, интересно, возвращается Руб? Когда мы встаем, и день идет своим чередом, предки и Сара отправляются к Стиву посмотреть, как он там. Золотая возможность потренироваться. И мы ее не упускаем.

Мы, как теперь всегда делаем, лезем через ограду и забираем Пушка.

Шавочка смотрит бой с нашего заднего крыльца. Облизывая губы.

Мы кружим по двору.

Руб достает меня, но я достаю в ответ. Он чаще попадает в цель, примерно на каждый второй его точный удар я отвечаю точным своим. Он слегка огорчен.

В перерыве он говорит:

– Мне надо двигаться быстрее. Когда мне бьют прямым. Быстрее блокировать.

– Ага, но у тебя что бывает на ринге, – говорю я ему. – Ты проводишь джеб или два, а потом добавляешь левой. Твоя левая всегда быстрее, чем их встречные.