– Мда, - отозвалась Ванда.
– А внутри - еще несколько. Эти твари успели оставить здесь свой выводок. Теперь понятно, почему третий ушел - каждая пара гльвов держит довольно обширную территорию, выгоняя других родичей.

Нора была такой большой, что худенькая жрица без труда пролезла в нее, и уже через пару минут вылезла обратно.

– Так будет спокойней, - только и сказала она.

Вдруг с другого края поля, там, где начинался лес, доходивший до предгорий Каменного пояса, ветер донес странный звук, напоминавший плач ребенка. Ванда и Мила бросились туда, по мере приближения отмечая, что звук все больше и больше походил на детский голос.

– Малыш, ты где?
– крикнула Мила, подойдя к деревьям, но никто не ответил, только плач стал чуть потише, а затем вновь повторился с удвоенной силой.
– Потерпи, мы идем!
– девушка рванулась вперед, но жрица ее остановила:

– Погоди, это могут быть россказни местной нежити. Она здесь любит подурачиться.

Женщина пошла вперед, стараясь не шуметь, и у нее это здорово получалось. Весь шорох и хруст остался на долю Милы, хотя она честно старалась не шуметь. Но в лесу, кроме плача не было слышно ничего: ни птицы пролетевшей, ни зверька, прошуршавшего в траве. Наконец, они добрались до источника звука - им оказалась лошадь, странным образом застрявшая между стволов, а задняя нога плотно засела в трухлявом пне.

– Тише, тише, милая, - девушка попыталась ее успокоить, погладив по темно-серой шее, но она только сильней задергалась.
– Как же это тебя так угораздило?

– Она не сама, - ответила жрица, простукивая стволы, державшие лошадь.

Стволы оказались полыми. Ванда усмехнулась:

– Ну же, выходите сюда. Живо!

Из-за деревьев показались три странные фигуры: древний дедок, из которого давным-давно весь песок высыпался, и две зеленовато-коричневые бабенки, которых при определенной доли фантазии, можно было назвать привлекательными. Глядя на их охристо-оливковые лица, вертикальные зрачки и листья в спутанных волосах, Мила догадалась, что это была лесная нежить. Должно быть, леший и кикиморы.

– Что, решили, лошадью от чужаков откупиться?
– напустилась на них Ванда.
– Чтобы она вас самих не скушала?

– Прости нас матушка, - повинилась нечисть.
– Да больно жить охота! Этни твари на днях Трошку, лесовичка загрызли! Зачем, спрашивается, ведь костлявый же - жуть!

– Да и толку что, - вздохнула одна кикимора, - попадет на зуб, да и растает. Так, ради забавы. Пищал уж больно весело!

Леший и вторая кикимора укоризненно посмотрели на нее.

– Сейчас же освободите лошадь, - приказала жрица. Кикиморы наперегонки бросились высвобождать лошадиную ногу, а леший метнулся к стволам.

Раздался легкий хруст, затем радостное конское ржание. Лошадь сделала несколько неуверенных, вихляющих движений, а затем сорвалась с места и умчалась в чащу леса.

– Дикарка, - усмехнулась ей вслед Ванда и пошла назад к полю.
– Видела ее необычный окрас - дымчато-серый, с серебряным отливом? Это потому, что она полукровка: наполовину кьянни, наполовину единорог. Чурается и тех, и других, вот и бродит одна по полям - сено таскает, ботву жует. Когда жеребенком была, мы ей каждый раз после дойки молока оставляли, надеялись, что прикормим. А она, зараза, молоко выпьет и в поля убежит. Наверно, нравится ей вольная жизнь, вот и не идет никому в руки.

Они вновь вышли к полю и Ванда уже приготовилась вновь открыть портал, как со стороны послышалось тихое пофыркивание. Дикая полукровка стояла в пяти шагах от них и нерешительно переминалась с ноги на ногу.

– Что, пришла сказать "спасибо"?
– усмехнулась жрица. Лошадь громко фыркнула и сделала два шага вперед.
– Тогда и Миле скажи, - вампирша кивнула на девушку.

– А мне-то за что?
– удивилась девушка, продолжая разглядывать лошадь. Несмотря на внешнюю не ухоженность: грязь почти до самой холки, струпья по всему телу, свалявшаяся в войлок грива с кучей репья и колючек, она была прекрасна. В ней была видна порода. Мила не знала, как выглядели единороги, но фигура ей досталась явно от кьянни: высокая, с сильными стройными ногами и упругой мощной мускулатурой, горделиво изогнутой шеей, изящной мордой с чуткими резными ноздрями и нежными губами.

– Ну как же, ты ведь первая рванулась на помощь, - жрица улыбнулась, глядя как Мила не может оторвать от лошади восхищенных глаз, но девушка кажется даже не расслышала ее слов. Она осторожно, шаг за шагом приближалась к лошади.

– Какая же ты красавица!
– нежно проговорила девушка, подходя к ней.

Мила протянула к ней руку, но лошадь возмущенно фыркнув, отпрянула. Девушка пыталась повторить фокус с коровами: собрав волю в кулак, а мысли - в кучу, она неотрывно следила за лошадью, стараясь смотреть ей в глаза. "Милая! Что ж ты бегаешь везде, одна-одинешенька!" Большие черные глаза с длинными пушистыми ресницами были полны вселенской грусти, у Милы даже сердце защемило от ее взгляда. Девушка прижалась к ее нежной бархатистой морде, но лошадь почти сразу высвободилась и, обнюхав ее, даже попробовав на вкус Милины волосы и убедившись, что они не съедобны, фыркнула ей в лицо. Девушка рассмеялась и утерлась рукавом.

Погладив на прощание дикарку по шее, пошла к Ванде, но почти сразу споткнулась из-за сильного тычка в спину - лошадь явно не собиралась отставать.

– Кажется, она хочет пойти с тобой, - заметила Ванда.
– Только вас двоих я не перенесу - все вместе мы в телепорт не поместимся.

– Значит, придется идти пешком, - пожала плечами Мила.
– Дымка, ты пойдешь?

Лошадь доверчиво ткнулась ей в плечо, но потом что-то словно спугнуло ее. Дернувшись, она отскочила в сторону, а потом и вовсе убежала.