Шрифт:
– Господин разрешил вам взять с собой один чемодан с одеждой, если нужно, - доложила она, однако своим тоном явно дала понять, что по этому поводу думает.
– Скажите этому господину, что я премного ему благодарна, но мне от него ничего не нужно, - ответила Алиса.
Она направилась к двери, но перед тем как выйти обернулась к экономке.
– Кстати, Дорис... постарайтесь не украсть чемодан, сообщив потом, что его взяла я, как вы поступили с деньгами, которые отец оставил на умывальнике.
Эти слова раскололи обманчивый фасад морального превосходства экономки. Она покраснела и засопела.
– Слушайте, могу вас заверить, что я...
Девушка вышла, хлопнув дверью в конце фразы.
Несмотря на одиночество, несмотря на всё, что с ней случилось, несмотря на огромную ответственность, которая каждую минуту росла у нее внутри, выражение беспокойства на лице Алисы сменилось улыбкой. Это была первая улыбка с тех пор, как ее покинул Пауль.
А может, это я вынудила его уехать?
Уже одиннадцать лет она пыталась ответить на этот вопрос.
Когда Пауль показался в ведущей на кладбище аллее, ответ на этот вопрос появился сам собой. Алиса смотрела, как он приблизился и встал в сторонке, пока священник произносил поминальную молитву.
Алиса полностью забыла о двух десятках человек вокруг гроба - пустого деревянного ящика, где находилась лишь урна с прахом Йозефа. Она забыла, что получила прах по почте, вместе с сообщением из гестапо, в котором говорилось, что ее отца арестовали за призывы к государственному перевороту и он погиб "при попытке к бегству". Забыла, что его хоронят под крестом, а не под звездой, поскольку он умер католиком на земле католиков, голосующих за Гитлера. Забыла собственное смятение и страх, потому что вместо всего этого в ней зародилась уверенность, словно перед ее глазами в разгар шторма зажегся маяк.
Это была моя вина. Это я тебя оттолкнула, Пауль. Это я скрыла от тебя правду и не дала тебе свободы выбора. И черт тебя побери, я влюбилась в тебя с того первого вечера пятнадцать лет назад, когда ты был в том дурацком фартуке официанта.
Ей хотелось подбежать к нему, но почему-то показалось, что если она так поступит, то потеряет его навсегда. И хотя с приходом материнства она стала более зрелой, золоченая цепь гордыни по-прежнему крепко связывала ей ноги.
Я должна приблизиться к нему медленно. Узнать, где он остановился, чем занимается. Если он еще что-то ко мне чувствует.
Похороны закончились. Манфред с Алисой выслушали соболезнования присутствующих. Последним был Пауль, который подошел с осторожностью.
– Добрый день. Спасибо, что пришли, - сказал Манфред, протягивая ему руку, но так и не узнав.
– Примите мои соболезнования, - ответил Пауль, пожимая протянутую руку.
– Вы знали моего отца?
– Да, немного. Меня зовут Пауль Райнер.
Манфред выдернул руку, словно обжег ее, и посмотрел Паулю в лицо. Хотя он был гораздо ниже и явно слабее Пауля, тот удивленно сделал шаг назад.
– Что ты здесь делаешь? Или ты думаешь, что имеешь право вот так вторгаться в ее жизнь - после того, как одиннадцать лет от тебя не было ни слуху, ни духу?
– Я написал сотни писем, но она так и не ответила ни на одно, - смущенно начал оправдываться Пауль.
– Даже если так, это всё равно ничего не меняет. После того, что ты сделал...
"Не говори этого!" - мысленно воскликнула Алиса.
– Всё в порядке, Манфред, - заверила она, кладя руку ему на плечо.
– Поезжай домой.
– Уверена?
– спросил он, искоса глядя на Пауля.
– Да, - солгала она.
– Хорошо. Я поеду домой и присмотрю за...
– Прекрасно, - остановила она брата, прежде чем он произнес имя.
– Я вернусь позже.
Манфред, смерив напоследок Пауля недобрым взглядом, надел шляпу и удалился. Алиса молча двинулась по центральной аллее кладбища, Пауль шел рядом. Глаза их встретились; этот взгляд был мимолетным, но при этом полным чувств и боли. Она не хотела повторить это еще раз, поэтому предпочитала идти на шаг впереди, лишь бы не встречаться с ним взглядом.
– Итак, ты вернулся.
– Я вернулся на прошлой неделе, после того, как напал на след, но всё пошло не так. А вчера я встретил одного из знакомых твоего отца, и он сообщил мне о случившемся. Видимо, за эти годы вы с ним помирились.
– В некоторых случаях лучше сохранять дистанцию.
– Понятно.
Зачем я это сказала? Теперь он подумает, что это про него. Но и исправить оплошность нельзя. Что я теперь скажу?
– Как твое путешествие, Пауль? Нашел то, что искал?
– Нет.