Шрифт:
Алиса распахнула дверь.
– Вот же дырявая у вас голо...
Последнее слово превратилось в испуганный хрип. Любой другой издал бы его, увидев мундир СС.
А Алиса - потому что узнала лицо того, кто его носил.
– Скучала по мне, шлюха жидовская?
– с улыбкой поинтересовался Юрген.
53
Когда в дверь постучали, Пауль держал в одной руке недоеденное яблоко, а в другой - газету. Еду, которую хозяйка пансиона поставила на стол, он оставил нетронутой, потому что эмоции после встречи с Алисой скрутили его желудок. Он заставил себя прожевать яблоко, чтобы успокоить нервы.
Услышав стук, Пауль вскочил, бросил газету и вытащил из-под подушки пистолет. Спрятав его за спину, он открыл дверь. Это снова оказалась хозяйка.
– Герр Райнер, тут к вам пришли, - сказала она с выражением тревоги на лице.
И отошла в сторону. Посреди коридора стоял Манфред Танненбаум, держа за руку перепуганного мальчика, прижимавшего к себе старый и потертый футбольный мяч, как будто это был спасательный жилет. Когда Пауль пристально посмотрел на мальчика, у него ёкнуло сердце. Белокурые волосы, точеные черты лица, маленькая ямочка на подбородке и голубые глаза. И его манера держаться, не отводя взгляда, хотя и наполненного страхом.
– Это...?
– спросил он у Манфреда подтверждения, в котором не нуждался, потому что сердце уже всё ему сказало.
Тот кивнул, и в третий раз в жизни мир Пауля полетел вверх тормашками в одно мгновение.
– Боже ты мой! Что я наделал!
Десять минут спустя Пауль и Манфред смотрели, как мальчик набросился на сосиску с вареной картошкой, которые не стал есть его отец. Оба молчали. Манфред пытался справиться с потрясением, потому что вернувшись домой за задержавшейся Алисой он обнаружил квартиру пустой, а Пауль боролся с шоком, который испытал, впервые заглянув в глаза сыну.
– Вы мой отец?
– спросил мальчик, как только они вошли в комнату.
Манфред и Пауль вытаращили глаза от изумления.
– Почему ты это сказал, Юлиан?
Мальчик не ответил дяде и взял Пауля за руку, заставив того пригнуться, так чтобы они могли посмотреть друг другу в глаза. Кончиками тонких пальцев он провел по лицу отца, изучая его, словно просто посмотреть было недостаточно. Пауль закрыл на это время глаза, понимая, что может вот-вот расплакаться, а ему бы этого не хотелось.
– Я на вас похож, - наконец объяснил Юлиан.
– Да, сынок. Очень похож.
– Я могу что-нибудь поесть? Просто умираю с голода, - сказал мальчик, показывая на поднос.
– Конечно, - ответил Пауль, подавив порыв обнять ребенка. Он не осмеливался слишком с ним сближаться, ведь мальчик только что узнал, что у него есть отец.
– Иди вымой руки и лицо, - велел Манфред, ласково подтолкнув его к умывальнику.
– Что случилось?
– спросил Пауль.
– Мы собирались устроить пикник. Мы с Юлианом вышли первыми, чтобы подождать его мать, но она слишком долго не появлялась, и мы вернулись. Когда мы подошли к углу дома, сосед сообщил, что к Алисе приходил кто-то в форме СС. Я не осмелился вернуться из страха, что нас там ждут, но идти мне больше некуда.
Пауль подошел к шкафу и достал из глубины чемодана маленькую узкую бутылочку коричневого цвета с золотистой пробкой. Он открыл ее, повернув, и протянул Манфреду, который сделал большой глоток и закашлялся.
– Помедленнее, если не хочешь распевать песни.
– Черт, всё просто горит. Что это за дрянь?
– Называется крюгсле. Самогон, который делают немецкие колонисты в Виндхуке. Эта бутылка - подарок одного друга. Я хранил ее для особого случая.
– Спасибо, - произнес Манфред, возвращая бутылку.
– Прости, что тебе пришлось узнать всё вот так, но...
Юлиан вернулся из ванной и начал поглощать обед, а мужчины замолчали, пока он не закончил. Мальчик съел даже остаток яблока.
– Мне нужно поговорить с герром Райнером наедине, - сказал ему Манфред.
Мальчик скрестил руки на груди.
– И не подумаю уйти. Нацисты схватили маму, и я хочу знать, о чем вы будете разговаривать.
– Юлиан...
Пауль положил руку Манфреду на плечо, они переглянулись. Манфред пожал плечами.
– Ладно, - согласился он, хотя и немного раздраженно.
Пауль повернулся к мальчику и попытался изобразить улыбку. Находясь рядом с миниатюрной версией самого себя, он с болью вспоминал ту последнюю ночь в Мюнхене в 1923 году. Ужасное и эгоистичное решение, которое он принял, оставив Алису без борьбы, не попытавшись хотя бы понять причины, заставившие ее крикнуть, чтобы он уезжал. Теперь все кусочки мозаики медленно складывались, и Пауль понял, какую кошмарную ошибку совершил.
Я всю жизнь провел без отца. Винил его и тех, кто его убил, в его отсутствии. Я тысячи раз клялся, что будь у меня сын, я никогда бы его не оставил.