После проведения сороковин к нему заглянули коллеги по работе и, видя его угнетенное состояние, напомнили Атаю, что у него есть ребенок и работа, которая его ждет. Понемногу, боль стала затягиваться. Но Атай уже решил для себя никогда больше не любить сильно человека. Он осознал, что чем сильнее любовь, тем сильнее её терять. Это чувство он испытал еще в детстве, когда остался без отца, но все со временем стирается из памяти, оставляя лишь самые трогательные моменты. Мать Атай похоронил позже, но к тому времени он понимал, что, несмотря на потерю, жизнь не останавливается и продолжает свой ход. Теряя родных, человек, не забывает, а продливает их жизнь в своих воспоминаниях.

Тамила через полгода приехала попрощаться с зятем и племянницей. Её как специалиста пригласили работать в Америку, и она с семьей уехала надолго. Она очень хотела сказать о чем-то Атаю, но так и не решилась, подумав, что сделает это в другой раз. Атаю оставалось лишь догадываться, что же хотела сказать ей Тамила.

Прошло время, Анара подросла и вот — он уже готовился вести её в первый класс.

Иногда он вспоминал о Наристе, но каждый раз ему становилось стыдно. Он корил себя за то, что из-за своего эгоизма и слепой страсти причинил Наристе боль. Приезжая к родственникам в Кант, он даже не пытался искать встреч с ней. Он понимал, что нету него на это никакого права. Вновь врываться в жизнь Наристе и ломать её жизненный уклад. Да и кто, как не она заслуживала счастья? Скорее всего, она давно вышла замуж и даже не вспоминала о существовании какого-то там Атая, сломавшего её юношескую любовь.

Проезжая мимо её ворот, он старался не смотреть в сторону окон, чтобы ненароком не встретиться взглядом с кем-то из обитателей дома. Время шло, оно зарубцевало раны на душе Атая и он, свыкнувшись с мыслью одинокого существования, уже поставил крест на создание новой семьи, пока вдруг однажды случайная встреча не перевернула его жизнь.

Во время очередного медосмотра, врач, проверявший его, не допустил до полета и направил Атая в республиканский центр кардиологии. Атай взял направление и отправился на обследование.

В центре его осмотрел специалист и направил в отделение ревматологии. Он безропотно принял известие о своем диагнозе и не спеша отправился на третий этаж. Старшая медсестра определила его в палату и, выдав необходимое вновь прибывшему, удалилась, победоносно неся свои сто с лишним килограммов на коротеньких ножках.

В палате Атая встретил молчаливый сосед, седой худощавый мужчина лет шестидесяти. Он читал газету и, увидя заходящего Атая, кивком поздоровался.

Вечером молоденькая медсестра поставила Атаю капельницу, предупредив, что их лечащий врач, сейчас на операции и он зайдет позже.

«Арстанбеков Атай Медерович», — прочитала Наристе на личной карточке пациента. Она часто задышала и начала перелистывать карточку больного, внимательно изучая результаты осмотра. После проведенной сегодня операции Наристе чувствовала себя усталой и вымотанной. Оперировали маленькую девочку полутора лет. Наристе болезненно переносила такие операции. Она снова и снова возвращалась в воспоминаниях к своему ребенку, который даже не успел сделать первый вздох.

Вспоминала Наристе и слезы матери, которая ни слова не говорила дочери о выступавшем животе. Как её мать прятала глаза от соседей, осуждающе покачивающих головы вслед беременной Наристе. Вспоминала и тяжелые скорые роды и свою вдруг наступившую внезапно слабость. Расплывающееся лицо акушерки с криком «мы её теряем». Затем после того, как она очнулась ей сказали, что у неё остановилось сердце, и она пролежала в реанимации больше двух недель, и что у неё родилась мертвая девочка.

Сегодня её целый день не покидало предчувствие того, что должно случиться что-то важное, что-то жизненно необходимое для неё. Изучив историю болезни, Наристе взяла инструменты и направилась к палате, по дороге она натянула медицинский чепчик на лоб и надела марлевую повязку.

Атай лежал под капельницей. Он смотрел в окно, наблюдая, как осенние листья, пожухшие и ссохшиеся, колышутся на ветру. Ему казалось, что он слышит их шорох. Вот так и я, — подумал Атай, как эти листья пожух и ссохся. Мне только осталось сорваться и полететь куда-нибудь, эх, только мысль о дочери не дает мне этого сделать…

— Здравствуйте! — в палату вошла врач. Она присела на стул возле Атая и спросила, как он себя чувствует. Атай ответил, что его ничего не беспокоит. Врач стала измерять давление и делала записи в истории. Атай внимательно наблюдал за ней и не мог понять, что его заставило обратить на себя внимание.

— Наристе Рустамовна! Когда меня выпишут? — это молчаливый сосед Атая, оторвался от чтения и, вопросительно смотрел на женщину.

— В понедельник, еще раз пройдете ЭКГ и потом мы решим, что с вами делать, — ответила та.

Атай побледнел. Неужели, это Наристе? Как? Она его врач? Судьба порой преподносит такие подарки и сюрпризы, которые своей неожиданностью могут свести с ума.

— Наристе, здравствуй. — Атай свободной рукой потянулся к руке Наристе.

— Лежи спокойно, Атай, тебе лучше не двигаться сейчас, — ответила Наристе. — Я зайду, когда капельница закончится, послушаю твое сердце. — Больше ничего не сказав, она ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Наристе! Неужели, через столько лет мы встретились вот так? В такой нелепой обстановке. Как я буду дальше здесь лечиться, как я смогу смотреть ей в глаза? Острая боль пробежала между ребер. Атаю захотелось вскочить, побежать следом за Наристе, схватить её и объяснить, что он во многом виноват, что возможно то, что он сейчас находится здесь — это наказание за его эгоизм! Но он лишь, молча, сглотнул слюну и сжал кулаки.